Бессмертный полк. Истории и рассказы - стр. 34
А немцы занимали все новые и новые деревни. В памяти осталось, как они выезжали на мотоциклах, потом бортовые машины с солдатами, иногда танки, они смесили все огороды, весь урожай.
Я хорошо помню немцев – высокие, рукава засучены, рубашки черные, короткие автоматы под мышкой. Заходя на подворье, расстреливали кур, собирали их, трепещущих, полуживых, мы все стояли молча – протестовать, плакать было нельзя. Иногда они стеком за подбородок поднимали лицо, заглядывали, как-то выявляя евреев. Однажды один такой немец поднял мое лицо, все изуродованное, и оставил нам курицу, не забрал. Но на всю жизнь у меня в мозгу засели какие-то команды на чужом, очень страшном гортанном языке. И до сих пор, если я в метро слышу настоящую немецкую речь туристов, у меня начинается сердцебиение, выступает пот, и я быстрее всех стараюсь выбраться из этого вагона.
Немцы, вступившие на территорию Смоленщины и Белоруссии, были очень жестокими – отборные команды СС, они назывались «зондеркоманды». Слышался постоянный лай собак.
Эсэсовцы делали облавы в лесах, задерживали отставших от своих частей наших солдат, позднее те организовывали партизанские отряды, и, если удавалось поймать кого-то из партизан, немцы устраивали показательное повешение. В центре села строили виселицы. Полураздетых молодых ребят, босых, по снегу вели на казнь. Всех в деревне, в том числе и детей, сгоняли смотреть на смерть партизан. Трупы долго не снимали – до следующих казней.
Нам, детям, снились страшные сны, снилось, как они дергались в петле, и мы плакали, кричали ночами.
Еще в памяти сохранилось, как мы ходили с холщовыми сумками, которые держались на лямках за шеей, просили милостыню в домах соседних, не занятых немцами деревень.
В 1942 году мне было 4,5 года – таким маленьким больше подавали: картошку печеную, лепешку, а иногда – яичко. Мне же часто, как подранку, подавали больше других. Старшие дети иногда несли меня на закорках и никогда не отбирали у меня подачки. А дома все ждали, что я принесу, – и хозяйка и ее дети, всем делили поровну, а мне бабушка говорила, что я уже добытчица. Но иногда на нас нападали собаки, сбивали с ног и лаяли, оскалив зубы, капая слюной прямо в лицо, – нас, детей, они не кусали, но от ужаса один мальчик остался заикой.
Тетя работала на торфоразработках, получала какой-то паек. Но внезапно всю их семью угнали в Германию. Тете удалось бежать где-то, не доезжая территории Польши. Она добралась до нас уже после освобождения Смоленска.
Удивительно, что, проживая в оккупации в таких условиях, никто ничем серьезным не болел. Бывала простуда – кашель, болело горло, иногда понос. Лечили отваром трав, горло смазывали керосином, от поноса давали крахмал и угли, которые сбивали с обгоревших головешек в костре.