Бессмертие: Ад или Рай? - стр. 6

Знаешь, теория десяти тысяч часов и правда работает, в этом я смог убедиться сам. Каждый день, утром и вечером, Шерил давала мне новое понятие, новый навык, который нужно было отработать, а я все оставшееся время трудился над этим сам. Горы листов неудавшихся работ, перерастающая в еще большую гору эскизов, зарисовок лиц, тел, рук. Это была одержимость делом, я работал постоянно, ни на что больше не отвлекаясь, но самое удивительное было то, что я совсем не чувствовал усталости. Каждый новый лист, взятый в руки, давал мне новый прилив сил, потому что я знал, что к шести сорока придет Шерил, моя милая Шерил, и увидит то, что я сотворил за это время. Когда она приходила, я первым делом вел ее посмотреть на работу, проделанную за день; она долго рассматривала рисунки, вглядывалась в каждую линию, в каждый штрих и улыбалась, в ее глазах была настоящая гордость, а это служило лучшей в мире мотивацией продолжать творить.

С каждым днем линии становились все увереннее, штрихи четче, а лица правдоподобнее, я сокращал время до минимума, пытаясь успеть нарисовать узнаваемое лицо в максимально короткий срок. Получилось. Как-то раз теплым летним вечером мы вышли с Шерил в то самое место, где мы впервые встретили друг друга и за соседним столом сидела пара, это был тот момент, когда я чувствовал то, что наконец смогу это сделать. В руках спутницы секундомер, в моих блокнот и карандаш. Раз. Два. Три. Рисуй! Я начал очерчивать лицо, плечи, руки, стол и стоящие на нем предметы, пытаясь схватить всю сцену целиком именно так, как учила меня девушка. Да, вот оно… еще немного… Готово! Шерил взяла блокнот в руки, пересела на мою сторону, посмотрела на пару, на лист и сказала: «Ты готов, я горжусь тобой!».

Навык было решено проверить на практике следующим же утром. Перед сном была подготовлена стопка листов, пара карандашей и невероятная решимость вперемешку с любопытством. Ложимся спать, очередной сценарий и новый человек. Забывая напрочь о плане, я бросаюсь в бой, просыпаюсь, протираю глаза… Черт! Увидев подготовленные с вечера материалы, я вспоминаю и хватаю с тумбы карандаш, опрокидывая стакан, в котором стоял еще десяток таких же; карандаши катятся по полу, бумага летит за ними, а я, словно одержимый безумец, с закрытыми глазами пытаюсь цепляться за те обрывки памяти, на которых еще есть лицо человека. Я рисую быстро, размашисто, не замечая ничего вокруг себя, не замечаю и Шерил, проснувшуюся от падения того, что стояло на тумбе, смотрящую на меня с недоумением, но в то же время восхищением.