Бессердечное милосердие - стр. 35

Мы встретили их на горе близ Нинда в самый разгар Зимы. Сгущались сумерки. Я догадалась, откуда они родом, не только по мягкому певучему говору, но и по крошечным серебряным фигуркам сов у них на груди. Многие фремиши-скитальцы поклонялись полусове-получеловеку – богу по имени Король-Странник, благоволившему ко всем, кто кочует по белу свету.

Кроме отца, матери и бабки, в их семье было пятеро детей – две девочки постарше и три мальчика. Волосы у всех были каштановые, а глаза – бледно-голубые, как у Ови.

– Здесь, в Ворсленде, подходящих могил вам вовек не сыскать, – нахмурясь, заверила их привалившаяся к можжевеловому дереву Руна.

– Знаем. – Голос матери семейства звучал приятно, и его не портил даже весьма заметный акцент. – Мы здесь проездом. Бабушка очень больна и странствовать больше не может. Так помогите же нам.

Я смерила взглядом старуху, и от меня не ускользнули многочисленные заплаты на ее штопаном шерстяном платье и вытертый подол ее юбки.

– А вы заплатите?

– Конечно, но не много, поскольку мы небогаты.

– Да мы многого и не просим.

Я подошла к пожилой женщине. Она была невысокой и худощавой, с потускневшими от времени темно-каштановыми волосами до пояса. Ее согнутая в три погибели фигура выдавала то, что она всю свою жизнь провела с лопатой в руке. Грустный взгляд старухи был проницательным. Она сама вовсе не считала себя немощной.

Джунипер собрала вокруг себя детей и принялась нашептывать молитву.

Я посмотрела на Руну, но та отвернулась. Тогда я взглянула на Ови, и она одобрительно мне кивнула. Я достала фляжку с вайтом и протянула ее женщине. Она сделала глоток обжигающего напитка и вернула мне фляжку.

Перед смертью человека, как известно, одолевает жажда.

Я провела рукой по шее подопечной. Кожа ее была сухой и тонкой, словно старая, выгоревшая на солнцепеке бумага.

– Просто расслабься, лапушка.

Другой рукой я зажала ей рот и нос. Так учила меня Сигги – будет меньше крови. Может, так родным будет легче. Женщина была слабой, и сопротивляться долго не могла.

Когда дело было сделано, я положила ее на землю рядом с можжевеловым деревом. У мужчины глаза были мокрыми, а женщина ни слезинки не проронила.

Была ли женщина из Фрема неистова в годы своей молодости? Мне казалось, что да, была. И жила насыщенной жизнью, полной приключений и риска. А теперь все кончено. Кем бы она ни была прежде, чем бы ни занималась – все будет забыто, затеряно во времени, как будет стерто из памяти даже название ворслендского холма, на котором мы стоим.

Я копала и копала и за два коротких дня из Сестры Последнего Милосердия превратилась в расхитительницу могил. Под ногти забивалась земля, острые камни ранили костяшки моих пальцев; одежда сделалась тяжелой от грязи и пропитавшего ее пота. Но копать мне нравилось. Трудная работа, однако работа настоящая. Мне нравилось чувствовать землю пальцами и ощущать движение мускулов под кожей.