Беседы шалопаев или Золотые семидесятые - стр. 20

Свободными вечерами одинокому холостяку бывает скучновато. В мужских общежитиях от природной и душевной непогоды избавляются традиционным способом. Но пьянство как развлечение не устраивало ни меня, ни его, и это нас сближало. Поначалу наше общение носило случайный характер. У каждого были свои дела, интересы, отношения с людьми – то, что называется личной жизнью. Но постепенно шапочное знакомство переросло в нечто вроде дружбы, с острым привкусом соперничества с моей стороны. Встречаясь в свободное время то в моей, то в его комнате, мы слушали музыку, вспоминали что-то из последних фильмов и книг, шутили, смеялись. У меня было много магнитофонных лент, собранных за студенческие годы. Это были многократно переписанные и не очень качественные записи концертов Высоцкого, Окуджавы и других бардов, но больше всего зарубежной музыки, начиная, конечно, с «The Beatles». У него тоже был магнитофон, и мы постоянно обменивались записями. До сих пор эти ленты, многократно склеенные, с осыпающимся магнитным слоем, в потрепанных картонных конвертах со старательно выписанными названиями песен и исполнителей, лежат на даче, на полке старого серванта рядом с видавшим виды магнитофоном «Маяк». На этих старых лентах с плывущим и пропадающим звуком хранится музыка самых любимых нами дисков тех лет: «Abbey Road», «Let It Be», «Imagine», «Deep Purple in Rock», «Machine Head», «The Dark Side of the Moon», «Look at Yourself» и многих других, так радовавших нас в те далекие годы. Их мелодии, ставшие классикой двадцатого века, уже давно оцифрованы и доступны на самой современной аудио- и даже видеотехнике, о чем мы когда-то и мечтать не смели, но все равно рука не поднимается выбросить эти трогательные свидетельства прошлого. Слишком много воспоминаний связано с ними.

Бывало, что наши беседы, начинавшиеся с легкомысленного трепа, выходили на серьезные темы. Большинство из них всплывало случайно. Обычно начиналось с какой-нибудь его провокационной фразы, которая, по сути, была шуткой, но действовала на меня как красная тряпка на быка. Он вообще отличался радикализмом в суждениях, оспаривал очевидные истины, издевался над признанными авторитетами. Это меня раздражало, и я тут же бросался его опровергать, а он с дьявольской изворотливостью защищался. Иногда эти споры затягивались допоздна, а к некоторым темам мы возвращались неоднократно. Я не оставлял попыток найти изъяны в его измышлениях. Ведь абсолютных истин не бывает. Откуда же его этот апломб? Чем оправдана самоуверенность? Ну, не может у человека быть все в порядке в делах и в голове! Так не бывает. И тем более удивительным было его отношение к житейским проблемам. Оно было наплевательским. Как к мухам: надоест – прихлопнем, не мешает – и хрен с ней! Однажды, в ответ на мое недоумение, он процитировал молитву какого-то испанского монаха: «Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить, дай терпения, чтобы выдержать то, чего я не могу исправить, и дай мне разум, чтобы отличить одно от другого». А еще добавил знаменитую фразу царя Соломона: «Все пройдет, и это тоже». А третье правило он вывел из своего личного опыта: любые проблемы, какими бы трудными они ни казались, рано или поздно разрешаются. Или просто исчезают. Как будто само время решает их за нас. Или какие-то высшие силы.