Бесцветный - стр. 42
Но маме повезло, что ее деревня была одним из тех мест, где школы при миссии ухитрились продолжить существование вопреки государственной политике образования банту. Так что был белый пастор, который учил ее английскому. У нее не было еды, или обуви, или даже нижнего белья, но у нее был английский. Она могла читать и писать. Когда она достаточно подросла, то перестала работать на ферме и получила работу в соседнем городке, на фабрике. Она работала на швейной машине, шила школьную форму. Платой за работу была тарелка еды в конце каждого дня. Она говорила, что это была лучшая еда, которую она когда-либо ела, потому что она была тем, что мама заработала самостоятельно. Она сама за себя отвечала, не была ни для кого обузой и не была обязанной кому бы то ни было за что-то.
Когда маме исполнился двадцать один год, тетя заболела, и семья не могла больше держать ее в Транскее. Мама написала бабушке, прося ту прислать денег на билет (около тридцати рэндов), чтобы вернуться домой. Вернувшись в Соуэто, мама поступила на курсы секретарей, которые позволили бы ей зацепиться за нижнюю ступеньку мира «белых воротничков». Она работала, работала и работала, но, живя под крышей моей бабушки, не могла позволить себе распоряжаться собственными средствами.
Как секретарь, мама приносила домой больше денег, чем кто-либо другой, и бабушка настаивала, что все эти средства должны идти в семью. Семье нужны были радиоприемник, плита, холодильник, и теперь мамина работа могла это обеспечить. В этом проклятие быть черным и бедным. И проклятие быть ребенком, пытающимся вырваться из этой бедности. Из-за того, что предшествующие тебе поколения были ограблены, ты теряешь все, что зарабатываешь, пытаясь поднять прошлые поколения к нулевой отметке, вместо того, чтобы использовать средства для собственного продвижения вверх.
Проклятие быть ребенком, пытающимся вырваться из этой бедности.
Из-за того, что предшествующие тебе поколения были ограблены, ты теряешь все, что зарабатываешь, пытаясь поднять прошлые поколения к нулевой отметке, вместо того, чтобы использовать средства для собственного продвижения вверх.
Когда мама работала на семью в Соуэто, у нее было не больше свободы, чем в Транскее, так что она сбежала. Она бежала всю дорогу до железнодорожной станции, села на поезд и исчезла в городе, собираясь спать в туалетах и полагаться на доброту проституток, пока не сможет проложить собственный путь в этом мире.
Мама никогда не сажала меня и не рассказывала мне всю историю своей жизни в Транскее. Она рассказывала небольшие отрывки, беспорядочные детали, истории о том, как была начеку, чтобы в деревне ее не изнасиловали незнакомые мужчины. Она рассказывала мне это, а я думал что-то вроде: