Бес в ребро - стр. 6
– Алле, алле! Вы слышите меня, Ирина Сергеевна? Вы пропали куда-то! – доставал меня густой голос из телефона. Такой голос наверняка исходит из обильного чрева. Он живет в тяжелом, грузном человеке, как в пещере.
– Да, да! Я слушаю, простите…
– Ада прислала вам посылочку – фрукты для детей, я хотел завезти…
– Спасибо большое, мне вас совестно утруждать. Если вы скажете, где вы остановились, я подошлю сына за посылкой… – сделала я попытку.
Трубка усмехнулась:
– Боюсь, пареньку Адина посылка пока не по силам. Она на мою тягловую мощность рассчитана…
Вот беда! Нет у меня сил сейчас общаться с посторонним человеком, не до него мне, мне вообще сейчас ни до кого на свете!
И детям моим, черт побери, нужен сейчас отец, а не фрукты из Одессы!
Но у Ады нет для моих детей отца, чтобы прислать его живым приветом с Ларионовым, который своим толстым голосом доброжелательно предложил:
– Да я заброшу – труда не составляет.
– Спасибо… – растерянно ответила я, так и не придумав, как не пустить человека, который невесть откуда везет твоим детям подарок и в придачу предлагает доставить его в дом. Не скажешь же чужому человеку, что мне все фрукты мира до лампочки, что меня муж бросил!
– Вы меня, наверное, не помните, Ирина Сергеевна, – сочно, мягко, плотно говорил на другом конце провода Ларионов. – Мы два года назад танцевали на дне рождения у Ады. Помните, на даче в Люстдорфе? Вы были тогда всей семьей…
– Да, да, да, припоминаю, – готовно согласилась я, хотя, конечно, никого и в лицо – не то что по телефону – не вспомнила бы из той несусветной толчеи, которая вершилась у Ады на праздниках. Сто незнакомых между собой людей – все ближайшие друзья Ады – орут, шутят, танцуют под старинный граммофон, едят колбасу, сыр, овощи с картонных и фольговых тарелочек, пьют из граненых стаканов, консервных банок и пластмассовых стопок.
И все счастливы. Я помню, что было очень весело. Витечка – в ударе – импровизировал, острил, изображал, читал пародии и смешные стишата. Одним словом, «держал стол». Все были потрясены им – Витечка выкладывался на совесть.
Ночью, когда мы с Адой закончили приборку, Витечка сказал мне досадливо:
– Все-таки провинциализм – неизлечимая болезнь…
– Ты о ком? – удивилась я.
– О них… Темные, дикие люди…
Подумав мгновение – не обижу ли я его, – спросила с искренним интересом:
– А чего ж ты так надрывался?
Витечка долго рассматривал меня, потом пояснил:
– Хочу тебе напомнить, что это праздник твоей сестры. И чтобы получился действительно праздник, а не тупая обжирательная пьянка, надо, чтобы кто-то один постарался для всех…