Берлинская жара - стр. 39
– Ну, уж пять, – шутливо усомнился Хартман. – Где-то, должно быть, три с половиной, не больше.
– Говорю тебе, пять. Хочешь, взвесим? Весы у соседа. Идем?
– Сдаюсь. Почем отдашь?
Старик сделал вид, что задумался, потом протянул ему рыбу:
– Так и быть. Бери даром. Это мой подарок.
Хартман нагнулся, наморщив нос, понюхал морду рыбы и расплылся в улыбке:
– А вот не откажусь, старый волк.
Уходя, они обнялись, и Хартман незаметно сунул купюру в карман куртки Артура. Дори подошла к старику и поцеловала в морщинистую щеку.
– Вы такой славный, Артур, – прошептала она. – Я в вас почти влюблена.
Дойдя до машины, Хартман остановил на девушке изучающий взгляд.
– Знаете, что, Дори, поедемте ко мне домой. Я сделаю такую рыбу, какую вы никогда не едали.
– Честно говоря, я уже забыла вкус рыбы, тем более свежей. – Ее губы задела чуть заметная улыбка. – На что это похоже?
– На что?.. – Хартман схватился за подбородок и закинул голову, устремив взгляд в небо. – Это похоже на тихое утро возле теплого моря. На легкий, переменчивый бриз, когда прикосновение ветра сливается с прикосновением губ. На слабое движение тонкой шелковой занавески в лучах раннего солнца. На белый песок…
– Вы меня соблазняете, Франсиско? – спросила Дори.
– Вероятнее всего – да. – Он посмотрел ей в глаза. – Так как, мы едем?
– Конечно.
«Опель Адмирал» Хартмана сорвался с места.
Стокгольм, ипподром Солвалла,
30 мая
– Этому ипподрому уже шестнадцать лет, и, знаете, мне довелось присутствовать на самом первом забеге. Тогда это была одна небольшая трасса для конных гонок. Сбежался весь Стокгольм. Я даже помню победителя – принц Бальдер. Если не ошибаюсь, он взял тысяча шестьсот крон выигрыша. – Юнас Виклунд неторопливо раскурил моравскую трубку из шведской березы, подаренную ему женой высокопоставленного чиновника из правительства Бенеша, с которой в тридцать четвертом у него случился бурный и обременительный роман. Трубку он использовал в тех случаях, когда в ходе беседы возникала необходимость поразмыслить. – А через три года здесь уже было двести трасс и скачки продолжались целый месяц. В пересчете на американские доллары призовые тогда составили полмиллиона, а сейчас я даже не представляю, сколько. Возможно, что и за миллион.
Стояла характерная для весеннего Стокгольма погода: солнечно, но прохладно. На легком ветру трепетали разноцветные флажки, в воздухе разносился глухой топот скачки, трибуны то и дело вздымались, оглашаясь единодушным воплем, по лестницам, облаченные в белое спортивное трико, разносили фруктовую воду белокурые девушки. Прозвучал гонг – участники забега пролетели линию финиша, над головами взметнулись проигрышные билеты, шум резко стих. Виклунд спросил: