Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - стр. 76

Заместители Ульбрихта нарисовали картину страны, неуклонно двигавшейся к краху. Поток беженцев не иссякал, а они только жаловались, что практически ничего не могут сделать, чтобы изменить ситуацию. Растущая зависимость от экономики Западного Берлина сделала их еще более уязвимыми. Карл Генрих Рау, министр, отвечавший за торговлю Восточной Германии с Западом, доказывал, что Ульбрихт не должен соглашаться с позицией Хрущева, который займется растущими проблемами только после встречи с Кеннеди. Они не могли ждать. Они должны были немедленно принимать меры.

Раздраженный Ульбрихт, никогда прежде не выступавший так искренне перед товарищами по партии, осудил Хрущева за его «ненужную терпимость» в отношении берлинской проблемы. Ульбрихт знал, что КГБ отразит в отчете его выступление на политбюро, но не постеснялся в выражениях. Недовольство Хрущева означало для него намного меньше, чем недовольство длительным бездействием Хрущева. Ульбрихт напомнил коллегам, что он первым открыто заявил, что весь Берлин должен считаться частью территории Восточной Германии, а Хрущев уже потом согласился с ним.

Ульбрихт заявил, что он снова должен взять инициативу на себя.

Через много лет Запад узнал – после опубликования секретных восточногерманских и советских документов, – как повлияли на дальнейшие события решительные действия Ульбрихта в первые дни 1961 года. Его решение увеличить давление на Хрущева, несмотря на возможные негативные последствия лично для него, соответствовало его карьере, во время которой ему приходилось неоднократно сталкиваться с советской и внутренней оппозицией, создавая государство, которое было более сталинистским, чем мог предположить даже Сталин.

Ульбрихт, как и его наставник Сталин, был маленького роста, всего 163 см, и, как у Сталина, у него были физические недостатки. У Сталина – следы от оспы на лице, проблемы с ногой и сухая левая рука, в результате перенесенной в детстве болезни. Отличительной особенностью Ульбрихта был писклявый фальцет, появившийся после того, как в восемнадцатилетнем возрасте он переболел дифтерией. Он втолковывал самые острые вопросы на своем зачастую непонятном саксонском диалекте на повышенных тонах, и слушатели ждали, когда он успокоится и понизит тон на пару октав. В 1950-х годах его антиимпериалистические речи – как правило, он был одет в мятый костюм и галстук, который категорически не подходил к рубашке, – сделали его объектом насмешек жителей Восточной Германии (более смелых и более пьяных) и комиков из западногерманских кабаре. Вероятно, в ответ Ульбрихт сократил свои речи и начал носить отглаженные двубортные костюмы с галстуками серебристо-серого цвета. Однако это не оказало особого влияния на отношение к нему со стороны других людей.