Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая - стр. 48
Их уединение было обманчивым – в этом доме они никогда не оставались одни. Нэбмераи помнил об этом. Помнила и царевна, и лишь смотрела на него теплее, внимательно слушая, хоть и знала, что с приходом ночи он вернётся в объятия Мейи. Будто невзначай несколько раз соприкасались их плечи и руки, когда они склонялись над картами. Ближе, чем раньше, лежали их ладони на невысоком столике со свитками, и никто не спешил убирать свою.
Занятие подходило к концу, но воин как будто тянул время, уточняя что-то, а Анирет подыгрывала ему, задавая дополнительные вопросы. Медленно и чрезвычайно обстоятельно Нэбмераи собирал свитки, хотя и прежде отличался, как и все Таэху, бесконечно бережным отношением ко всякому хранилищу знания. Почти ничем он не выдавал себя. Но вот все свитки были уложены по ларцам и сундукам, и остался только один. Нэбмераи задумчиво покрутил его в руках, а потом передал Анирет.
– Непременно изучи эту мудрость, когда найдётся время, госпожа, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Доброй ночи.
С поклоном Таэху удалился. Анирет развернула свиток почти сразу, как за Нэбмераи закрылась дверь и стих звук его шагов. На нескольких листах бумажного тростника, разложенных в определённом порядке, содержались изречения военачальника Сенджема, служившего ещё под началом её деда, Императора Меренреса. Но верхний лист завершался цитированием одного из посланий, обращённых к госпоже Итеки, супруге Сенджема, написанного из очередного дальнего похода.
Это была песня, которую царевна знала когда-то, но уже забыла. А ведь слова эти до сих пор иногда вспоминали столичные поэты, потому как Сенджем был знаменит своим даром в искусстве слова не менее, чем воинской доблестью.
Анирет вздохнула, с улыбкой перечитывая нежные строки, написанные другим воином для другой женщины почти век назад, но в эти мгновения предназначавшиеся именно ей.
Дни потекли своим чередом. Мастер держался ровно так, как прежде, словно посещение Внутренних Мастерских им привиделось. Но Анирет и не задавала вопросов – привыкла к тайнам, – и это их обоих устраивало.
Зато теперь она особенно ждала вечеров, когда её сердце пело и отдыхало. Нэбмераи не умел слагать песен, как сам и признался ей той давней ночью после ритуала. Но он находил способы сказать ей, не нарушая их тайны, то, что желал передать. И песня Сенджема в итоге оказалась не единственной, хотя вслух они по-прежнему говорили о политике и военном ремесле.