Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая - стр. 17
Но то были смерти героев, хоть и их принять оказалось не так легко: ещё сегодня идёшь в одном строю, а завтра ищешь бальзамировщиков и тащишь им то, что уцелело…
Что до тех, кто пал в ущелье, прикрывая его отход… тех, кто пошёл за ним, вверяя свои жизни упрямому гордому мальчишке, погибшему с ними там же, в ту же ночь… Ренэф знал, что не забудет никого из них.
И мысли его, пройдя полный круг, снова вернулись к Мисре. Уже позади осталась сафарова деревня и старая граница, а он всё никак не мог успокоиться. Да ещё и сон этот, хайту его забери!
Ренэф подхватил кувшин и сделал несколько жадных глотков, а остатки воды вылил себе на голову, чтобы окончательно прогнать видения, вгонявшие его в круговорот самых разнообразных эмоций. Стало легче. И когда на смену ночному мареву пришла, наконец, некая ясность мыслей, он снова поймал себя на том, что скучает по Леддне. Не по лебайским скалистым холмам, высоким кипарисам и оливковым рощам, но именно по Леддне, его сокровищу.
В Леддне он не только пережил позор, совершив фатальную ошибку. Там он узнал своё место, узнал, что на самом деле из себя представляет. И взлёт познал, и падение, и истинную цену себе увидел…
Прав был Нэбвен.
«А люди здесь тебя полюбили… Будут помнить. Будут славить твоё имя. Ты подумай о том, сколько жизней изменил к лучшему… царевич Ренэф Эмхет, Сын Солнца, покровитель Леддны».
Где-то в глубине души Ренэф даже завидовал Хармехи из рода Кха, назначенному военным комендантом нового гарнизона. Быть на границе. На самом острие. Вот по чему тосковало его сердце. Давно уже Ренэф не мечтал о том, чтоб воплотились сказки матери, как его чистейшая кровь станет светочем для всего народа, как его имя и список великих деяний будут высечены на гигантских статуях у самых знаменитых храмов Империи. Да и его ли это были мечты?.. Прежде Ренэфу даже в голову не приходило задуматься, но этот поход многое изменил… И хотя по меркам рэмеи царевич был всё так же молод, ему казалось, что свою юность он растерял окончательно. «Ещё бы только ума промеж рогов прибавилось», – мрачно усмехнулся царевич.
Как бы то ни было, но после лебайского похода, в котором за каких-то полгода успело произойти больше, чем за половину его жизни, Ренэф понял одно совершенно чётко: быть Императором Таур-Дуат он не хочет. Как сообщить об этом отцу, а тем более – матери, растившей из него будущего Владыку, царевич пока не знал. Но сообщить придётся – в довесок к посланию, в котором он уже обозначил, какого ждёт наказания.
И от этой мысли становилось ещё тяжелее. Мать не поймёт никогда. Не примет. А он ведь был совсем не тем, кого она в нём всегда видела… и подвёл он её так же, как подвёл всех остальных.