«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы - стр. 3

Как-то повелось, говоря о нем, поначалу именовать его профессии, определенные дипломом и пожизненной деятельностью, но, если взглянуть из будущего, у которого своя шкала ценностей, следует наверно, совершить перестановку в «служебном списке», перенести пушкиниста на первое место.

Идея совместного издания обеих книг необыкновенно удачна. «Пушкинская Африка» и «Пушкинская Италия» сообща смотрятся по-своему органически цельной дилогией. Как бы сама собой разумеющаяся возможность такого объединения тем более привлекательна, что у каждой из книг собственное «лица необщее выражение». Типологическое сходство в постановке темы не исключает существенного различия в ее решении. Общность замысла не исключает разнонаправленного движения мысли при его воплощении.

«Пушкинская Италия» – собрание эссе («собранье пестрых глав», если угодно), увлекательных, разнообразных, подчас неожиданных, объединенных в целое (цельное) сопряжением в них двух пространств – пространства духовного мира Пушкина, которое, при том, что физической, материальной встречи Поэта с прекрасной страной его заветнейшей мечты не произошло, полнится Италией, и пространства Италии, которое, как убеждает нас автор, полнится Пушкиным.

«Пушкинская Италия» – это образ Италии, какой она является в воображении и раздумьях Пушкина, темы и образы итальянской поэзии, перевоплощенные в его творениях, пронесенный через всю жизнь пристрастный интерес к «звукам италианским», к «языку Петрарки и любви»; но это также и любовное внимание к личности нашего Поэта, к его жизни и созданиям в «стране высоких вдохновений» – итальянская пушкиниана, возможность которой основана на том, что «творчество этого славянского латинянина имеет такой же европейский характер, как творчество Гете или Моцарта» (Томас Манн).

Обширность и разнообразие материала «Пушкинской Африки» нисколько не уступают тому богатству, которое находим под переплетом «Пушкинской Италии». Но материал в книге, не столько по воле автора, сколько в силу внутренней необходимости, строится иначе, чем в «Пушкинской Италии», или, может быть, иначе строит книгу.

В «Пушкинской Африке» имеется некая точка сосредоточения материала – фокус, где весь материал собирается, сквозь который он проходит, из которого исходит: нечто подобное тому, что совершается со световым потоком, на пути которого поставлено увеличительное стекло. Этот фокус – Роман о Царском Арапе («Арап Петра Великого», как назвали текст уже после смерти Пушкина первые публикаторы). Алексей Букалов открывает нам, как в этом фокусе собирается, сосредоточивается