Беовульф - стр. 15

рать скорбящая,

разойтись по домам

в ютских землях,

в пределах фризских;

сам же Хенгест,

доверясь клятве,

время зимнее

вредотворное

вместе с Финном провел,

1130 об отчизне печалуясь;

и закрылись пути

кольцегрудых ладей —

воды вспучились,

ветром взбитые,

а затем во льды

заковал их мороз.

Но пришла пора,

повернулся год —

чередой возвращаются

времена с небес

(так и ныне!)

на земли смертных, —

стаял зимний покров,

зеленели поля,

и сбирался в путь

гость с чужбины;

но чаще на мысли

приходила ему

не морская тропа,

1140 но кровавое мщение —

в новой схватке

он фризам попомнил бы

встречи прежние!

Потому не отверг он

Хунлафинга

меч, возложенный

на колени его,

пламя битвы,

клинок прославленный

(ютам памятно

это лезвие!),

от которого

Финн лютосердый

принял смерть в бою

во дворце своем.

Так случилось,

что Гудлаф с Ослафом,

с горькой вестью

к данам ходившие,

1150 возвратились из-за моря,

и сердца их исполнились

духом ярости —

кровь заструилась

в доме Финна,

и рать была выбита,

и жена его

стала пленницей.

Было Скильдингам

чем грузить ладьи —

драгоценностями,

самоцветами, —

всем, что в доме,

в хоромах Финна,

отыскать смогли;

и жену благородную

возвратили они

из заморья в отечество,

в землю датскую!»

Так закончил

1160 сказитель песню;

пир продолжился

за медовым столом,

и вино – дивных бочек сокровище —

разносил виночерпий.

Златовенчанная

вышла Вальхтеов

в зал, где конунг

сидел с племянником

(не порвались еще

узы кровные),

а в стопах у владетельных Скильдингов

сел вития

Унферт, признанный

меж людьми

многодоблестным,

хоть и был он убийцей

кровных братьев своих.

И промолвила Вальхтеов:

«Господин мой,

1170 испей эту чашу,

о даритель сокровищ,

да возрадуешься

ты, друг воинов!

Слово доброе

молви гаутам,

будь с гостями

не скуп, но равно

дари и ближних,

приветь и дальних!

Назвал ты сыном,

так я слыхала,

героя-гаута,

который ныне

очистил Хеорот

кольцесверкающий, —

так будь же щедрым,

покуда можешь! —

когда же срок твой

придет, оставишь

1180 своим сородичам

казну и земли!

А добрый мой Хродульф

поддержит славу

юной дружины,

коль скоро прежде,

чем он, о Скильдинг,

ты жизнь покинешь;

сторицей, надеюсь,

воздаст он нашим

детям за прежнее:

был сиротой он,

его мы вскормили

и мы возвысили

нам на радость,

ему во славу!»

Затем повернулась

к скамье, где братья

Хредрик и Хродмунд,

сыны ее кровные,

1190 сидели средь юных,

а между ними —

герой гаутский,

воитель Беовульф.

Ласковым словом,

чашей медовой

был он привечен,

а также пожалован

двумя запястьями

златовитыми

да украшением —

кольцом ошейным,

какого в жизни

я и не видывал,

и кто из героев

владел, не знаю,

подобным сокровищем,

кроме Хамы,

который, в дом свой

внеся ларец

1200 с ожерельем Бросинга,