Бенефис - стр. 16
– Да. Это известно, – отозвалась Мячикова. – Процентное соотношение ионов кислорода и водорода, PH среды, крови, лимфы, внутриклеточной жидкости.
– Ну да, конечно, вы должны это знать, – сказал Александр Никитич, с минуту поглядев на Мячиков, и сменил тему: – Ну, Галина, угощай!
– И что теперь? – спросила Лизавета Петровна Галину.
– Теперь работа поедет в МГУ. Мне уже сказали, – сказала Галина, расставляя чашки. – Очень бы хотелось, чтобы со мной поехал отец. Это возможно? Как Вы думаете?
– Надо запастись медикаментами в дорогу. Подлечиться. Когда вы собираетесь ехать? – спросила Мячикова.
– В мае.
– Май – тяжелый месяц для астмы. Как вы себя чувствуете в это время.
Глядя друг на друга, отец и дочь молчали, словно раздумывая что ответить.
В прихожей зазвонил телефон.
– Это вас, – обращаясь к Мячиковой, сказала Галина, поднося Лизавете Петровне трубку.
– A-а, очень хорошо, – сказал женский голос в трубке. И Мячикова узнала Серафиму. – Лизавета Петровна, вы когда освободитесь?
– Очень скоро. Уже почти свободна.
– Тогда сразу на подстанцию. На вас тут жалоба пришла. Будем разбираться.
– Ясно. – Лизавета Петровна понимала, что не приехать она не может, раз ее зовет Серафима.
Она – бывший председатель бывшего местного комитета. И хоть практически на станции никаких профсоюзов реально не существует, всеми карательными мерами по-прежнему заправляет Серафима. Сначала она поговорит о звездах, потом, как бы ненароком, ввернет модное словечко «карма», потом посидит, посидит и вспомнит какого-нибудь найденного высоко в горах полуживого йога и обязательно приведет пример из его жизни, рассказанный им самим. Доктору уже и деваться некуда. Так обыкновенен и мал покажется он сам себе по сравнению с этим йогом. И тогда уже, не возражая и думая только об одном – чтобы поскорее иссякла вся эта демагогия, он согласится со всем.
– Жаль, – сказал профессор, когда Мячикова отдала трубку Галине и, пристально глядя на Лизавету Петровну, добавил: – Наверное, это очень важно, раз вам надо так срочно ехать. Но вы приезжайте, приезжайте. Мы будем вести с вами химические разговоры. Не расстраивайтесь. Все – суета сует.
У самой двери Лизавета Петровна оглянулась. Он сидел на кровати в своем синем свитере, в котором не было ни грамма шерсти: на шерсть у него была аллергия. И она знала, что свитер этот Галина привозила ему из Москвы. Он сидел, облокотившись на решетку кровати, и эта решетка придавала ему, всему его облику, какой-то виртуальный смысл, потому что то, что он говорил, оставалось где-то за ней.