Белый Волк - стр. 13
– Тогда брат Лантерн прав, и нам надо уходить.
– Ты не принес еще монашеского обета и волен поступать, как пожелаешь. Как, впрочем, и брат Лантерн.
– Так ты не хочешь уходить, святой отец?
– Орден останется здесь, ибо это наш дом, а горожане – наша паства. Мы не покинем их в час нужды. Подумай об этом, Брейган. Возможно, у тебя будет еще несколько дней, чтобы принять решение.
Глава 2
Настоятель Кетелин с тяжелым сердцем проводил взглядом молодого послушника. Брейган – добрый, хороший мальчик. В его душе нет зла, нет темных углов.
Кетелин распахнул окно и вдохнул прохладный горный воздух.
В этом воздухе не чувствовалось ни безумия, ни злых чар, и тем не менее они присутствовали. Миром овладевало безумие, словно некая невидимая чума проникала в каждый дом, замок и хижину. Когда-то в детстве Кетелин, гуляя с отцом на высоком морском берегу, видел, как грызуны полчищами бросаются с утесов в море. Пораженный, он спросил у отца, почему зверьки это делают. Отец не сумел объяснить и сказал только, что это происходит через каждые двадцать лет – непонятно отчего.
В этих словах – «непонятно отчего» – было что-то жуткое.
Такое повальное самоуничтожение должно иметь хоть какую-то причину. Кетелин и теперь, в шестьдесят семь лет, не нашел ее – только на сей раз его занимали не грызуны, а люди. Когда это началось? Когда Вентрия вторглась в Дренан? Или это было лишь признаком болезни? Война охватывала страны восточного континента, как степной пожар. В Вентрии до сих пор не утихала междоусобица, вспыхнувшая после поражения при Скельне пять лет назад. Тантрию тоже терзали мятежи, за которыми последовала война с восточными соседями, Датией и Доспилисом, идущая до сих пор.
На юго-востоке войска наашанской королевы-колдуньи вошли в Пантию и Опал. Даже миролюбивым фосийцам пришлось взяться за оружие, чтобы защитить себя от захватчиков. На северо-западе надиры ворвались в Пелюсид, пересекли огромную Намибскую пустыню и разорили прибрежные города.
Война повсюду, и за ней неотступно следуют стервятники: ненависть, ужас, чума, отчаяние.
Последнее представлялось Кетелину наибольшим злом. Человеку, посвятившему всю свою жизнь любви к ближнему, невыносимо видеть, как эта любовь непристойно преобразуется в слепую, нерассуждающую ненависть. Его мысли обратились к брату Лайбану. Дети, которых тот воспитывал, отплатили ему за науку пинками и бранными словами.
Вздохнув, Кетелин преклонил колени на голых досках пола и начал молиться. Потом встал, спустился вниз и просидел около часа у постели брата Лайбана. Он не сумел утешить страдальца, но в конце концов тот уснул.