Белый Волк - стр. 10

– Как просто было бы любить, брат мой, – улыбнулся Кетелин, – если бы мы дарили свою любовь только тем, кто этого заслуживает. Но многого бы она стоила, такая любовь? Давая бедняку серебряную монету, ты делаешь ему подарок. Но если ты ожидаешь, что он вернет ее тебе, это уже не подарок, а одолжение. Мы не одалживаем свою любовь, Лантерн, мы раздаем ее даром.

– Но чего ты достигнешь, дав им убить себя? Разве от этого в мире прибавится хоть капля любви?

– Может быть, и так, – пожал плечами Кетелин.

Они помолчали, и Лантерн спросил:

– Откуда ты знаешь о Белом Волке? Я вижу его только во сне.

– А ты откуда знаешь, что это волк, если ни разу его не разглядел как следует?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– У меня есть дар, Лантерн, очень скромный дар. Сейчас, когда мы сидим здесь, я вижу не только тебя, но также обрывки твоих мыслей и воспоминаний. Они порхают вокруг тебя. Вижу двух молодых и прекрасных женщин – одну с золотыми волосами, другую с темными. Они противоположны во всем: одна добрая и любящая, другая страстная и свирепая. Вижу еще мужчину, хрупкого и женоподобного, с крашеными волосами. – Кетелин прикрыл глаза. – Вот еще один – он стоит в саду на коленях и сажает цветы. Славный, немолодой уже человек. Ты знаешь этих людей?

– Знаю.

– И носишь их в своем сердце.

– Все время.

– Вместе с Белым Волком.

– Похоже на то.

Зазвонил колокол, призывая к заутрене, и настоятель встал.

– Мы еще поговорим с тобой, брат Лантерн. Да благословит тебя Исток.

– И тебя, святой отец, – с поклоном сказал Лантерн.

Брейган многого не понимал в этом мире. Люди озадачивали его. Как могут они любоваться красотой гор или ночного неба и не понимать при этом всей тщеты своих честолюбивых замыслов? Как могут, страшась смерти, с такой легкостью предавать смерти других? Брейган не переставал думать о повешенных, которых видел у сгоревших домов. Перед казнью их били и мучили. Молодой послушник не мог представить себе, что кто-то способен получать удовольствие от подобных дел. Но кто-то определенно получал – ведь в толпе, по рассказам, смеялись, волоча этих несчастных к месту казни.

Брейган, сидя у постели брата Лайбана, кормил его с ложки овощным супом. Левая сторона лица у больного опухла и потеряла чувствительность. Брейган то и дело вытирал ему салфеткой левый угол рта.

– Тебе ведь теперь стало легче, брат? – спросил он.

– Да, немного, – неразборчиво выговорил Лайбан. Ему наложили лубки на обе сломанные руки. Худое лицо блестело от пота. Лайбан на исходе шестого десятка не отличался крепким здоровьем, а избили его не на шутку. По морщинистой щеке старого монаха медленно скатилась слеза.