Белый Волк - стр. 24
– Погоди, ясноглазая. У меня для тебя подарочек.
– О? – Все женщины, даже колдуньи, весьма любопытны. А уж если речь идет о подарке…
– Не знаю уж, понравится тебе иль нет… – проговорил я, подходя к саням. – Жениха тебе привез.
И не дожидаясь ответной реплики, скинул с саней медвежью шкуру.
На дне саней, качественно упакованные, рядком (если не сказать – кучкой), жмурясь от солнышка, возлежали трое агрессоров. Четвертого, раненного в ногу, я брать с собой не стал. Еще помрет по пути.
Удивил я свою подружку-волшебницу. Изрядно удивил. Но она умеет владеть собой.
– И кого из них ты прочишь мне в женихи?
– Я – никого. Но вот этот, – я легонько тронул древком копья скрежетнувшего зубами от злости Хегина, – козлик бородатенький назвался твоим будущим мужем.
Рунгерд наклонилась над Хегином Брунисовичем. Глаза ее сузились, губки изогнулись в иронической улыбке:
– Что-то я не припомню, чтобы принимала от тебя свадебные дары, Брунисон.
«Женишок» не ответил, только щурился и сопел в две дырочки. Неудивительно. Ротик-то я ему еще перед отъездом заткнул.
– Ишь ты как! – Я удивленно поцокал языком. – Соврал, значит, соседушка. Вот уж не думал, что такой уважаемый человек – и соврет. Представь, госпожа, ворвался ко мне в дом, с людьми оружными, мечом меня рубить взялся. И всё – от пылкой к тебе любви. Я, вообще-то, разбойников не милую, но, поскольку влюблен человек – пожалел, не убил. Уж я-то его понимаю! – Я одарил мою красавицу многозначительным взглядом. – Хотя, с другой стороны – умереть из-за любимой женщины… Это достойно висы.
А красавица выпятила губку и процедила презрительно:
– Не в меня он влюблен, Ульф Вогенсон[6], а в мой одаль, – и трэлям: – Развяжите их, дайте им лыжи, и пусть убираются.
– Не так быстро, – возразил я. – Всё-таки их было четверо, прекрасная дочь Ормульфа. Третий у меня в усадьбе остался. Да и напали внезапно. Пришлось попортить им кожу. Не уверен, что все они смогут…
– Ха! Ну и зверя ты добыл, братишка!
Вот приятная неожиданность! Откинув дверной полог, во двор выбрался Свартхёвди Медвежонок.
– Никак сам Хегин Полбочки! А не нацедить ли нам из него ведерко-другое ворвани? – И заржал, как конь.
Уже развязанный Хегин глянул на него, как помоечный кот – на волкодава, и кое-как, с помощью мальчишки-тинейджера, уселся на край саней. Вид у «жениха» был небодрый. Крови потерял изрядно. Да и рану я ему нанес весьма болезненную. Третий нападавший, хоть и поднялся сам, но тоже выглядел неважно. Судя по косящим глазкам и тому, что он мне перед отъездом весь двор заблевал, – сотрясение мозга средней тяжести. Нехило ему начальник по башке приложил.