Белый шум - стр. 15
Нет-нет, такой теории не суждено состояться, во всяком случае, пока существуют в мире непобедимые законы гравитации, причём не только в физическом материальном мире, но и в мире живых сущностей, когда-то порождённых грубой материей. В обоих мирах главенствует закон тяготения к среднему, многочисленному и типологическому, а, следовательно, весьма посредственному. В большом и малом, в планковском и бесконечном, торжествует колоколообразная кривая нормального распределения Гаусса-Лапласа, стойкая по отношению к любым дерзновениям всех новоявленных Эйнштейнов. Её гармоническая форма, напоминающая колпак звездочёта, совсем не защищает своими узкими полями глаза наблюдателя от вездесущего Света, оставшегося ещё со времён Творения, не позволяя тому надумать что-то своё, не предписанное Творением и с ним не связанное.
Судьба тех, кто по случайности или собственному волению оказался полями этой волшебной шляпы – бедна и незавидна. В определённые эпохи ответвления от центральной части рассматриваемого распределения могут и вовсе принимать исчезающе малые величины. А таковыми можно запросто пренебречь, почти ничего не потеряв и сохранив в благонамеренной неприкосновенности всё заматерелое целое.
С пеплом Савонаролы
«Красота – это страшная и ужасная вещь!» «Мир спасёт красота…» Обе фразы принадлежат перу одного автора, но разным его героям. Любопытно, что на обе цитаты существуют многочисленные парафразы, значительно искажающие суть этих двух высказываний.
Когда же мне хочется присоединиться к их наивному пониманию, передо мной зачем-то вырастает грозная тень Савонаролы, противника мирских излишеств и гонителя из повседневного обихода и иерархии человеческих ценностей этой спорной эстетической категории, о которой так двусмысленно рассуждал русский классик.
Конечно, Савонарола – безусловный фанатик идеи, но вот его сторонники: великий гуманист эпохи Возрождения Джованни Пико делла Мирандола и один из самых утончённых художников Кватроченто Сандро Боттичелли – совсем не похожи на одержимых. И не самолично ли флорентийский гений, убеждённый в правоте неистового проповедника, сжигал на кострах тщеславия площади Синьории свои бесценные шедевры, исполненные редкостной красоты?
Всё-таки есть что-то неуловимо каверзное и в самом понятии красоты, и её роли в обыденной жизни человека, не обращённого к горним высотам невозмутимого духа. Красота – дар незаслуженно случайный, неведомо откуда пришедший. Сказать, что он лежит в основе бытия Мирозданья, невозможно, законы симметрии и гармонии зиждутся на иных организационных принципах, в которых красота явлена лишь как следствие, и то не всегда. А может быть, красота, по примеру боттичеллевой Афродиты, явилась к нам из загадочных порталов инфрамира, невольно сделавшись близкой спутницей искушения и порока? Однако и это, скорее всего, будет неправдой.