Белый отель - стр. 28
– Я привезла ее сюда для восстановления сил, – сказала она негромко, не желая, чтобы ее услышал кто-нибудь еще. – Это очень печально, ведь ей лишь слегка за двадцать. При всех я не стала об этом говорить, потому что она расстроилась бы, если бы об этом узнали. Она и так донельзя огорчена. Но я хочу, чтобы об этом знали вы и ваша жена.
Пекарь с благодарностью сжал ей руку.
Все это происходило за несколько дней до того, как юные влюбленные опять отважились спуститься вниз пообедать. Оказавшись в зале, они обнаружили, что их столик предоставлен другим постояльцам. Потоку преисполненных надежд посетителей, жаждущих попасть в белый отель, попросту не было конца, и пустующий стол был поэтому непозволительной роскошью. Метрдотель извиняющимся тоном объяснил это молодой чете, добавив, что полагал, что они и впредь намереваются есть у себя в номере. Он попросил их подождать немного, пока он не обменяется несколькими словами с пышущей весельем, вызывающе привлекательной искусственной блондинкой, мадам Коттен, которая сидела одна за столиком для двоих. Мадам Коттен улыбнулась в знак согласия, приветливо кивнула молодой паре, и метрдотель быстро принес еще один стул и проводил их к ее столику. Сидеть пришлось в тесноте, и молодой человек рассыпался в извинениях за то, что они нарушили ее уединение, но мадам Коттен со смехом отвергла все его сожаления, добродушно похохатывая, когда их ноги нежданно сталкивались под столом.
Она сказала, что счастлива оказаться в чьем-либо обществе. Муж ее погиб при наводнении, и одиночество она переносит с трудом. Она достала платок и промокнула показавшиеся на глазах слезы, но вскоре в свою очередь принялась извиняться за то, что навязывает им свое горе.
– Я стараюсь плакать как можно реже, – сказала она. – Вначале я была безутешна – и уверена, что всем было тяжело рядом со мной. Но я велела себе собраться. Это несправедливо по отношению к остальным, кто приехал сюда, чтобы повеселиться.
Юноша сказал, что восхищен ее мужеством. Он заметил ее в предыдущий раз, когда они выходили обедать, и видел, как она смеется и танцует, – поистине она в тот вечер была душой общества. Мадам Коттен криво улыбнулась. Это было непросто, сказала она. В сущности, это ужасно больно – притворяться полной веселья, когда твое сердце не здесь, а в гробу вместе с мужем.
Стало немного легче, добавила она, после того трагического пожара. Свежее горе остальных как бы увеличило расстояние между нею и ее тяжкой утратой. К тому же, по сравнению со сгоревшими, утопленники кажутся погибшими более милосердной смертью. Всегда можно встретить кого-то, кому еще хуже, чем вам, сказала она, снова утирая слезы, но вслед за тем, не желая испортить вечер, повеселела и принялась излагать забавные истории, по большей части о своих заказчиках. Оба просто влюбились в мадам Коттен. Слезы струились у них по щекам, когда она рассказывала о том, как дамы (и даже джентльмены!) примеряют корсеты. Наевшись от души, она похлопала себя по туго затянутому животу, заметив, что сама она – живая реклама своих товаров. «Здесь я весьма выдающаяся особа!» Она рассмеялась, широко распахнув руки, как рыбак, рассказывающий о своем улове. Пекарь, сидевший в противоположном углу зала, встретился с нею взглядом, по-своему истолковал ее жест и распахнул руки еще шире, довольно ухмыляясь. Вечер пронесся так незаметно, как будто часовщик за столом поодаль заставил все часы – и наручные, и стенные – идти втрое быстрее.