Белый лебедь - стр. 22
Я, как только зашёл в кабинет, вместо «Добрый день» и «Здравствуйте» сказал: «Будьте свидетелем. Меня беспричинно избили. Вызовите эксперта и сделайте экспертизу!» У меня текла кровь из ушей, носа и изо рта. Да и синяков было достаточно, чтобы озарять кабинет ультрафиолетовым светом. «Ты сам себя плохо ведёшь», – ответил мне мой адвокат Банников (кстати, бывший прокурор). «Иди ты, мразь, на…!» Я развернулся, и меня снова повели на бойню.
Теперь меня уже никто не ждал, поэтому били долго, со знанием дела и не спешили, как до этого. Расписываться в бумаге за дезорганизацию я не стал. Мне перебили позвоночник, но не до конца: ползать я смог, и кость изуродовали на ноге. Когда я на неё смотрел, мне становилось жутко. Открытая – хоть скелет изучай по новой. В школе со знаниями анатомии у меня было плохо, так хоть на практике добирал крохи. Оттащили волоком в изолятор и бросили в карцер на бетонный пол. Двое суток я валялся, потом позвоночник отошёл от паралича, и я смог встать. Почки тоже были отбиты, так как ссал с кровью. И как только я поднялся на ноги, я стал требовать бумагу и ручку, чтобы написать кассационную жалобу на приговор суда. В ответ я услышал: в карцере не положено! По закону жалобу нужно подавать не позже десяти суток. И адвокат соизволил появиться намного позже окончания этого срока. Этот лимит времени у меня закончился тогда, когда не способен был брать даже кипяток, ползая по бетонному полу. Вкратце я пояснил, как исполняются заказы стоящих на страже закона. После этого я два месяца приходил в себя. Кость на ноге гнила.
Медсестра, очень хорошая, добрая женщина, сочувствовала мне: «Тебе, парень, нужно делать операцию, а то могут ногу отрезать». – «Дайте какой-нибудь инструмент – я попрактикуюсь». Мой чёрный юмор она понимала, но другие, от которых это мероприятие зависело, даже не хотели слышать об этом.
Одними мазями она делала всё, на что была способна, и даже больше. У неё была очень добрая душа и целительные руки. Джуне Давиташвили она вряд ли бы уступила. Побольше бы таких женщин на свете существовало – мир бы точно изменился к лучшему.
Вот почему я сказал, что приболел и из меня дух на время ушёл куда-то в гости. Надо уточнить, что не весь ушёл, кое-что осталось. В чём я убедился, когда нас со «Столыпина» в автозаках перевезли на пересылку в Соликамск. Поместили в этапную камеру. В ней уже пребывали ожидающие распределения по зонам. И нас закинули более сорока человек. У меня появилось ощущение, как будто я оказался в человеческом улье. Вавилонское столпотворение – обозвал я эту суету. Было большое желание отдохнуть после очень тяжёлого переезда. В моём самом первом «Столыпине» мне поспать не удалось, так как солдаты начали бить одного из осужденных. Мы дружно начали возмущаться: прекратите, козлы, что вы беспредельничаете. «Сейчас за вас примемся», – не хотели они останавливаться в своей безнаказанности. Мы были в клетках, и я подумал: сейчас по одному будут выдёргивать и избивать. Солдаты распалились от вида крови и жаждали ещё.