Белый лебедь - стр. 17

– Крикунов, ты что дрожишь? – На этот вопрос я со злостью в голосе ответил:

– В камере холодильник, поэтому замёрз.

Он приказал принести чаю и шинель. Когда я её накинул и попил горячего чая, тогда дрожь прошла. И я вспомнил этого человека: надо же, сам комиссар области генерал Мажура пожаловал. И делает это инкогнито, не желает представляться. В Москве высокие чины соблюдали закон. Конечно, мне необходимо дать пояснения, чтобы мои слова не выглядели вымыслом писателя. Мой товарищ Муратов Юрий Михайлович, заслуженный тренер СССР по самбо и дзюдо, какое-то время возглавлял у этого комиссара команду телохранителей. И мы иногда видели его идущим по тротуару от управления МВД к своей квартире. И мой товарищ всегда немного эмоционально говорил: «Смотри, Мажура променад делает до лежбища». Поэтому я его узнал, но не стал своё знание афишировать. А он сделал довольно длительную паузу, а потом отеческим тоном произнёс:

– Сынок, я не буду интересоваться деталями преступлений. Расскажи, чем жил, какие интересы и увлечения имеешь.

Я от «сынка» выпал в осадок, но грубить желания не было. И даже сам не понял, как это произошло: начал рассказывать о трудном детстве, о ранней гибели отца, о занятиях профессиональным спортом. В общем, стал плакаться в жилетку, как обиженный ребёнок. И когда осознал этот факт, то переключился и стал говорить о любви к Родине и ненависти к социалистическому строю.

Надо отдать должное генералу: он умел слушать и редко задавал наводящие вопросы. Он оказался отличным психологом, который умел быстро сканировать собеседника, как рентген, и находить слабые места. В конце моего монолога он быстро изменился в лице, и от добродушного дедушки ничего не осталось. И выдал жестокий вердикт:

– Крикунов, я всё понял: тебя пресс-хатой не сломать и физическими методами тоже. Но если тебе дорога жизнь твоей любимой сестры, тогда забудь о КГБ и политику к уголовному делу не приплетай. Надеюсь, ты меня услышал. – «Яволь, господин генерал!» – мне очень хотелось ему ответить в таком ключе, но я ответил на удивление очень просто, так как мне уже было не до шуток:

– Я всё понял. Я согласен всё забыть, что в Москве наговорил. – Сразу возникли ассоциации: я раньше не мог понять, почему боевые офицеры, прошедшие горнило Гражданской войны, с такой лёгкостью признавались в шпионаже на три разведки мира и таким образом добровольно шли на расстрел. Оказывается, этот метод безотказно действует и в наши дни. И ещё я понял, что приход генерала был не из праздного любопытства. Он решал глобальные задачи: как усидеть в кресле до пенсии и уйти на заслуженный отдых без проблем. Поэтому по договорённости с комиссаром мои первичные показания из уголовного дела были устранены. И даже больше того: отчёт задержания пошёл не с 10 июня, а с 14-го – со дня нашего договора с генералом.