Белый квадрат (сборник) - стр. 5
– Как… громкоговоритель?
– Приблизительно так. Только это совсем другие волны. И совсем другие колебания.
– И зачем она… испускает?
– Чтобы заразить людей красным ревом.
– Для чего?
– Чтобы нарушить внутренний строй человека.
– Нарушить? Зачем?
– Чтобы человек перестал быть человеком.
“Антисоветчина…” – подумал Юра и оглянулся по сторонам.
Но на перроне по-прежнему никого не было.
– Значит, Ленин построил эту пирамиду?
– Нет. Он только ее запустил.
– Повернул, что ли, рубильник?
– Вроде того.
– А кто ее построил?
– Вы их не знаете.
– Немцы, что ли? Карл Маркс? Энгельс? – усмехнулся Юра.
– Нет, не немцы.
– Янки?
– Нет.
– Ну… кто они? Откуда?
– Оттуда, – ответил толстяк и добавил: – Ваш поезд идет.
Юра глянул на рельсы, сужающиеся слева в нагретом воздухе, ничего не увидел, но все же встал, поправил на плече ремень от сумки. Посмотрел на тот самый плакат с Лениным.
– А… коммунизм?
– Что коммунизм? – Толстяк поднял на него замороженные глаза.
– Ну… это же… светлое будущее?
– Это не светлое будущее, а красный рев сегодняшнего дня.
В этот момент вдали раздался гудок. И Юра увидел электричку. Она была далеко, двигалась пока бесшумно. Юра что-то хотел сказать толстяку на прощание, что-то смешное и обидное, но неожиданно передумал. Он стоял, покачиваясь на месте, как любил делать, и смотрел на странного человека. А человек сидел и глядел перед собой. Послышался звук электрички. Она подползала к перрону. Вдруг Юра остро почувствовал, что никогда в жизни больше не увидит этого необычного человека. Он был абсолютно уверен, что тот так и останется сидеть на этом пыльном, пустом перроне. Не поедет в Москву. Может, вообще никуда не поедет. Непонятно, куда этот человек мог бы поехать. Он словно сросся с лавкой. Юре вдруг стало жутко тоскливо. Так, что слезы навернулись на глаза.
Электричка подползла со знакомым скрежетом.
Юра автоматически шагнул внутрь. Вошел в вагон и сел. Вытер глаза рукой, глянул в окно на перрон. Толстяк все так же сидел на лавке. И смотрел перед собой. В толстяке было что-то мучительно родное.
Электричка отправилась.
Юра сидел на своем месте в оцепенении. Ему было тоскливо. Но спокойно. И никуда не хотелось спешить. И мыслей совсем не было. Вместо мыслей в голове застряла последняя фраза толстяка:
“Красный рев сегодняшнего дня”.
Юра оцепенело смотрел в окно на зелень, столбы, домики, машины, помойки, пакгаузы, подъемные краны, угольные кучи, котельные, людей, птиц, коз, собак.
Но совершенно забыл про день рождения Наташи.
И проехал Мытищи.
Очнулся, только когда поезд подползал к Ярославскому вокзалу. Едва вагон остановился, как оцепенение прошло. Юра встал. Вместе с пассажирами вышел из вагона на платформу, отделился от толпы. Остановился, доставая сигареты.