Белый, красный, черный, серый - стр. 8
Конечно, это не она. Конечно, они перепутали. Идиоты… «Приносим наши соболезнования»… Вежливые кретины. Дмитрий Антонович откинулся в кресле и, глядя в потолок, продиктовал ответ ветклинике:
«Уверен, это ошибка. Вы указали другой биологический вид – Corvus cornix. Тогда как вид искомой птицы – Corvus corax. Это не мое животное. Снимите запрос на опознание трупа».
Чанган свернул в Трехпрудный переулок. Поравнялся с резной вывеской «В гостях у Сказки».
– Тпру! – сказал Дмитрий Антонович. – Стоять.
Выскочил и, скукожившись, на цыпочках помчался в лавку. Ветер дал ему пощечину, насыпал за воротник и задрал подол, как блудной девке.
Отбиваясь, тяжело дыша, он ворвался внутрь. Как только за ним захлопнулась дверь, все стихло в блаженном покое. В лавке пахло елеем, сосновыми шишками и горячими пирогами. Ни одного человека. Окно кассы было закрыто деревянными ставнями с вырезанными на них петухами. Рядом висел колокольчик.
Леднев подергал нетерпеливо. Раздалась старинная советская мелодия: сперва вступление на металлофоне рассыпчатыми переливами, затем фальшиво-детский голосок пропел:
Ставни медленно растворились, и в окне появилось заспанное женское лицо в кичке с натертыми свеклой щеками. На шлейке сарафана – берестяная табличка: «Тетя Валя».
– Доброе утро, теть Валь, – сказал Леднев, все еще отряхиваясь.
– Во погодка, да? – ответило свекольное лицо, зевая.
– И не говорите… Как моя звезда? Готова ли?
– А что ей сделается, Дмитрий Антонович. Одну минуточку.
Она повозилась и просунула наружу деревянную звезду-головоломку:
– Ваша?
– Моя.
Молча расплатился, сунул звезду подмышку и поспешил к Чангану. Ветер набросился на него, закружил, разорвал, швыряясь дождем и снегом. Вдруг, сквозь весь этот бедлам, Леднев увидел свою Ворону. Она весело кувыркалась в вихре, хватая клювом на лету какие-то бумажки, листья…
– Ворона! – закричал Дмитрий Антонович, вытянув шею и уже не замечая, как его лупит со всех сторон.
Он даже было ринулся вслед за ней – бежал, хватая воздух растопыренными пальцами. В рукава ему забивались бумажки и листья. По лицу хлестал мокрый снег. Что же я делаю? – опомнился он. Я схожу с ума. И, совершенно растерзанный метелью, насквозь мокрый и печальный, вернулся к своему пузырю.
– Трогай, голубчик. Улетела наша Ворона. А может, и не наша. Кто там разберет, вишь, пурга какая… Глаза ведь могут обмануть? – делился он переживаниями с беспилотником. Чанган молчал, добросовестно исполняя свою механическую работу.