Белый, красный, черный, серый - стр. 22
Все готово к работе. До первого пациента осталось десять минут.
Он вернулся в приемную, сел за стол, снова вытянул ноги и погрузился в нейрограмму допроса зэка-1097.
8. Смерть на Вихляйке
– Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене…
Голос у отца Андрея напевный, медовый. Хорошо, что сегодня он служит. Он добрый и лицом красив, не то что отец Григорий, с красным носом и курьим глазом, волоса маслом смазаны, сам весь раздут от сала и важности, а шея тонка, яко кишка. И злющий – жуть! А то пришлось бы этому индюку исповедоваться в своих художествах. В прошлый раз он как услышал, что имею тайный грех рисования, – так аж затрясся весь, как медный чайник на огне, и епитимью наложил. Андрей не наложит… А хоть и наложит, от него и наказание в радость…
Вот первый кто-то пошел к аналою, исповедь началась, а я и не заметила, как пропустила все чинопоследование. Благо, моя очередь еще не скоро.
Страшно мне опять. Сколько раз я уже каялась и твердила «больше никогда» – а все повторяется, значит, живого раскаяния нету. А вдруг на этот раз отец Андрей рассердится? Вдруг закричит: «Упорствуешь!». Интересно, как он сердится? А если утаить? Скажу про другие грехи, а этот как бы забуду.
Не рассказываю ведь я, как мы по ночам с Ритой развлекаемся… Или вон, Демьян Воропай – вряд ли ведь признается в преступном одиночестве и рукоблудии… Хотя про рукоблудие мог тогда и наврать. Зачем? А поглумиться. То-то зыркал на нас с Ритой – как нам рожи свело. Нет, вот он-то как раз в охотку и расповедает кротчайшему отцу Андрею о своих пакостях. В деталях. И присочинит еще сверху.
Нет, нельзя утаить. И думать о том не смей. Как потом в обмане причащаться?
Ира Левицкая идет к аналою – как белая овечка к жертвенному алтарю. Это надолго… Почему самые невинные дольше всех исповедуются? В чем ей каяться? Видно, перечисляет всех букашек и клопов, которых раздавила в постели. А нам тут стой, жди, трясись.
Все, наконец епитрахилью ее покрывает отец Андрей. Я за ней. Моя очередь.
Подхожу.
Хотела начать с грехов против ближнего, но вдруг сразу выпалила:
– Образы рисовала.
– Опять? – отец Андрей даже как будто хочет засмеяться, но сдерживается.
Но не сердится:
– Что за образы?
– Разные. Ангелов, людей, животных всяких…
– Ангелов какого чина?
– Не знаю. Просто ангелов. С крылами.
– Грех это, – как бы опомнившись, говорит Андрей и задумывается.
– А выражение ликов какое? – спрашивает затем потише, с любопытством. – Грустное, радостное, злое?
– Не знаю… Пожалуй, никакое. Спокойное. И немного строгое, – я тоже перехожу на шепот.