Белый, красный, черный, серый - стр. 12
– Пять двадцать пять, бежим! – спохватывается Юрочка.
Мы бежим. Все, кроме Воропая.
– А где твой кулончик? Этот, с часиками внутри? – кричит Юрочка Рите на бегу, сквозь снежные хлопья, налипающие на разбитые в кровь губы, на ресницы, белобрысые на фоне фиолетового синяка…
– Подарила, не помню кому…
– Ну, и дура! – скачет он. – Я тебя обманул, еще есть пятнадцать минут!
Рита сбивает с него шапку. Юрочка хватает Риту за талию и опрокидывает в сугроб. Они борются и смеются.
Не спеша подходит Воропай.
– Как дети, – он сплевывает себе под ноги. – А ты чего такая злая стоишь? Иди подерись с ними.
– Какая хочу, такая и стою.
Похоже, Воропая совершенно не волнует, что мы застукали его в одиночестве. Он как будто даже доволен собой: снова он – особенный, над законом, и владеет какой-то страшной тайной.
– Что уставилась? Не можешь сообразить, как это я хер положил на Спутник?
– Могу.
– Не можешь, – он бросает взгляд туда, где барахтаются Рита и Юрочка. – Все бабы делятся на два типа: либо дуры, либо шкуры. Третьего не дано. Ладно… Развлекайтесь, – засовывает руки в карманы, уходит.
Он срезает путь и чешет без дороги меж деревьев, по рыхлому насту, вверх по холму с зачерствевшими гребнями снега. Я смотрю ему вслед. Он останавливается, оборачивается – едва различимый сквозь отвесную пелену белых клякс – кричит:
– Я умею быть невидимым!
И шагает дальше.
Рита и Юрочка все еще возятся в сугробе. Я туда не смотрю.
– Ну, все!.. Отстань уже!.. Хватит! Пусти! – шипит Рита. – Мы опоздаем! Ну, все… Мы опоздали!
– Стой… Где моя шапка? Стой! Где моя шапка? Где моя шапка?
Наконец они выбираются на дорогу, отряхиваются, выбивают комья снега из-за пазух и воротников, из рукавов и карманов.
– Во перхляк повалил! – оглядывается Юрочка. – Завтра с зарей по свежему следу можно на зайца идти… А вот и шапка моя! Динка, что ж ты молчишь, прямо у тебя под ногою! Аль не видишь?
– Динка у нас такая, да. Ничего не вижу, ничего не слышу. Ничего никому не скажу. – Рита обнимает меня ласково. – Дин, ты ведь не скажешь никому?
– Про шапку?
– Какая прелесть! – хохочет Юрочка. – Она всегда такая? Динкальдинка, ты всегда такая? А покажи свои уши?
– Зачем? – я теснее прижимаю платок к ушам.
– У тебя глаза косульи! Вдруг и уши такие же, длинные, мохнатые?
И всю дорогу до школы он меня дразнит.
На самоподготовке, сидя над математической задачей, я вдруг поняла, что Юрочка пошутил с нами: шепнул и мне, и Рите одни и те же слова: «в тебя». Признался в любви обеим. Вот почему Рита так смотрела на меня. Она и не догадалась… Тем лучше, иначе она бы меня возненавидела. Но в груди так ныло, так тянуло, словно кто из меня нитку сучил. Что со мной? Пустое. Надо вернуться к математике.