Белый конверт - стр. 6

Ужасно захотелось увидеть море. В детстве целый месяц отдыхал с семей на морском побережье. Я  и теперь, вспоминая те дни, чувствую привкус счастья.  Купил билет.  Поезд отходит в 22:00.  Вот уже сижу в вагоне, еще немного и застучат колеса, поезд тронется и протрубит о великом путешествии в завтрашний день, о путешествии в прошлое.  Завтра буду свободен от своего дела, с которым я обручен , оно останется в этом городе, оно не имеет право приближаться к моему детскому счастью.

Поезд тронулся.  Неожиданно стремительно перестал различать детали огромного вокзала, еще секунда и его очертания утонули в белом свете города. Город все отдалялся,  пока не превратился в светлячка, на окне которого вот, вот  сдует ветер.  Мой попутчик маленький мужичек. Он попытался завести разговор. С умилением рассказывая, как он любит внучку, к которой приезжал, что старается видеть в людях как можно больше детского и в детях замечать как можно меньше человеческого. Что и сама жизнь похожа на детей. Смотришь на чужую и думаешь, «какой не воспитанный, шумный ребенок, а твой такой же но все же любимый « и что жизнь точно так же, чужая невыносима, а своя такая же, но любима. Он быстро приуныл. Лег и вскоре заснул.

Ночь безлунная, а дорога безлюдная. По полчаса не встречается ни одного поселения. Ни одного яркого пятна в этом окне, оно превратилась в мутное зеркало.  Но иногда выскакивают яркие образы вырванные светом вагона из ночной мути. Дерево с растопыренной веткой тычет в окно, будто хочет поздороваться за руку.  Перекошенный телефонный столб, запутавшийся в проводах, как комар в паутине. Одноэтажное бетонное здание с кустарником на крыше, словно ежик, высунувшийся из норы.

Мерцающий оранжевый свет.  Занавеска, вздрагивающая от прикосновения, словно ее застали врасплох. Назойливые мысли о жизни в прошлом, о невозможности удержать «сейчас» таким же причудливым, каким оно выскакивает из покрытого мраком неизвестности будущего. Какая разница, каким вкусом обладает мгновение, если все будет вариться в котле моего воспоминания. Видимо на смертном одре попробовав, сей отвар и, опьянев, или отравившись должен проворчать «да я прожил не зря «. Ой, как это пошло.  Но кому угождать? Разве сами слова не есть компромисс, довольствуясь частичностью. Претворяться, будто бросаясь этими карикатурами идей и чувств, мы способны понимать друг друга. Были прекрасные времена, когда все чему  человек придумывал имя, он приручал, клеймил, как своего слугу, игрушку, но игрушка превратилась в идола, а слово в молитву восхваляющую его. Я вполне могу сопереживать чужому горю, но все же чужая сломанная нога не его боль, а лишь мое представление о ней, основывающееся на моем же опыте, или воображении. И чужой перелом не повлияет на моей походке.  Так же и слова, они не способный быть чужими, они всегда мои, ибо имеют столько же общего с другим существом, сколько и чужой перелом с моим сопереживанием. Диалог возможен лишь между двумя богами, а человек обречен не понимая, быть не понятым.