Белый князь - стр. 28
Он обратился к Ласоте, затягивая ослабленный пояс.
– И тебя через час я жду, – сказал он, взяв шапку, – а теперь нужно за своими пойти и дать кличь: Великополяне, в дорогу!
В этот же день, в заморозки, которые начались к полудню, при ясном небе, все, сколько было великополян, которые сбились в группу, начали выходить из Кракова.
Воевода Калишский опередил их и короля. Шли телеги архиепископа и ксендза Сухвилка; ехали также и Наленчи в большом числе.
Дерслав спешил, и очень, но не всегда человеку удаётся так, как задумал, так и у него в этот раз. Он немало намучился в Кракове, а может, что-то нездоровое съел в дороге на постоялом дворе, достаточно, что на другой день из-за сильной боли он дальше ехать не мог и слёг в жалкой корчме. Ласота остался с ним, потому что другие стремились в Гнезно и Познань.
И так случилось, что Дерслав, стремящийся опередить короля, теперь едва надеялся его нагнать. Он не так обращал внимание на болезнь и страдание, потому что, хоть скулил от боли, презирал их, не новость это была для него, но он сетовал на то, что свидетелем всего не будет и с другими в кругу не встанет.
Через силу же двинуться было невозможно, потому что на коне усидеть не мог.
Так получилось, что в этом отдалённом от деревень, одиноком постоялом дворе назначен был отдых для королевского кортежа, о чём ни Дерслав, ни Ласота не знали. Они разместились в нём, как у себя, когда подъехали королевские венгры, которые предшествовали государю.
У одного из них конь в дороге подвернул ногу. Увидев в конюшне скакуна, который ходил под Дерславом, даже не спрашивая, чей он был, венгр схватил его.
Люди Ласоты и Дерслава бросились его отбирать. Венгры, а они превосходили числом, схватились за мечи, так что несколько человек челяли порубили, и прежде чем прибежал Ласота, те ускакали на тракт, похитив не только коня с седлом, но и попону, бочку с вином и серебряный кубок.
Не было возможности ни договориться с ними, ни остаться победителями, потому что имели вдвое больше рук, чем Наленчи.
Решительный поляк, хмельной и хладнокровный, хоть Ласота его уговаривал, ничем не мог помочь, только ругался.
– Как же думаешь прицепиться к этим мадьярам? – крикнул он Ласоте. – Слава Богу, если голову с плеч не снимут. О лошадях будешь увещевать? Смотри, как бы ты ещё кровью не заплатил.
Венгры со смехом и издевательствами уехали, и на этом закончилось. Только тогда нужно было видеть больного Дерслава, когда ему дали знать, что его любимый скакун, у которого были особенные ноги, а, несмотря на это, он нёс, как в колыбели, пропал. Он сжал оба кулака, стиснул зубы, ругался и, затем смирившись, сказал перекрестившись: