Белый хрен в конопляном поле - стр. 23
– Люблю: иной-то ведь не видал! – признался Стремглав и потупился.
Но чем дальше они ехали, тем более мучили его стыд и обида за все, что попадалось на пути: за плохие дороги, за покосившиеся избы, за скудную пищу, за жадных и трусливых боляр, за коварных хворян, за продажных дружинников и дозорных, за похабные песни, за пьяные речи. Как назло, ничего хорошего по дороге не встречалось, словно попряталось оно, это хорошее, в болота зыбучие от греха подальше… А ведь, кажется, было же, было!
«Почему я стыжусь-то? – думал сын шорника. – Ведь я здесь ни за что не отвечаю!»
А на последнем в Посконии ночлеге окрестные мужики проводили их печальной песней:
Конец у песни был, впрочем, неожиданный:
ГЛАВА 7,
которую автор вполне мог бы развернуть до размера полноценной скандинавской саги, но пожалел читателя
Как-то на привале Стремглав спросил у Ирони:
– Слушай, отчего это все время я развожу костер? Ты что, особенный? Так не по-товарищески! А еще я вижу, ты всегда садишься спиной к пламени: в лесу ли, в избе ли. Я слыхал, что у варягов разные зароки бывают: не пить молока, не ездить верхом в такой-то день, не мыться, пока дятел не простучит. У тебя тоже такой зарок?
Ироня ответил не сразу, долго думал, после вздохнул.
– Сперва боялся я, что выдадут меня люди ярла Пистона, а теперь понимаю: не выдали бы. Да и ушли мы дальше… или далеко? Ты учи меня посконскому, учи, а то я его очень задумал…
– Забыл, – подсказал Стремглав.
– Забыл! – обрадовался горбун. – Правильно, забыл!
– Забыть можно лишь то, что раньше знал, – сказал Стремглав.
– Я знал, – вздохнул Ироня. – Я не варяг и никогда им не был.