Белый, белый день... - стр. 44
– Кузен… – усмехнулась мать.
И они оба, как заговорщики, тихо рассмеялись. Дело было в том, что Павел Илларионович и отец Анны Георгиевны, хотя никогда и не видели друг друга, но по всем старинным метрикам были троюродными братьями. И когда Павел стал почти взрослым, но все еще подвергался материнским педагогическим атакам, он в полушутку в полусерьез иногда говорил ей: «Мадам! С одной стороны, вы мне, конечно, родная мать… И наша сторона не отрицает этого прискорбного для нас факта!.. Но с другой – неопровержимые документы доказывают, что вы мне не столько мать – сколько кузина. И наша сторона, исходя из этого исторического и юридического казуса, готова скорее рассматривать вас, так сказать, во второй ипостаси! Что дает нам полную свободу от ваших нравоучений! А уж тем более – от рукоприкладства!»
Мать, смеясь, обнимала, целовала Павлика… И, почти обижаясь, оправдывалась: «Когда это я тебя била? Я лично не помню…»
«А у нас все записано. Вот май тридцать девятого года. Избиение младенца возраста одного месяца. Что не мог заткнуться всю ночь!.. Вот школьные годы… Вот студенческие… Правда, другим способом субъекта нельзя было привести в чувство… Нет, у нас все записано! И главное! Уже дрожите? Этот протокол будет учтен при оплате алиментов!»
«Вот такая была счастливая кузина, – подумал П.П. – Даже сейчас ей это помогло!»
– Ну а ко мне-то… когда? – решительно, но тихо спросил П.П.
На том конце трубки было слышно неровное дыхание.
– Поживи пока… еще немного… без меня. – Голос Анны Георгиевны приобрел какие-то незнакомые ему, глуховатые тона. – Ты ведь, Павлик, уже привык жить без меня. Ведь так?
П.П. быстро и резко вскрикнул:
– Нет!
– Повтори… Если сможешь.
– Не научился, нет! Никогда! – Он говорил все быстрее, все горячее. – Ни на один день! Даже во сне! Ты…
Но в ответ – как приговор:
– Увидимся!
Первое мгновение Кавголову показалось, что их разъединили. Но потом понял – разговор закончился.
Закончился… И может быть, навсегда…
Он сидел, опустив руки, у кухонного стола. Над стаканом еще вился парок неостывшего чая…
П.П. знал, что если сейчас наберет номер сына, то там ее не окажется! И Антон не поймет его! «О какой кузине ты меня спрашиваешь? Нет никакой кузины. И не было!» И сын очень расстроится… Подумает о его здоровье. «Это все звоночки! Звоночки!» – помрачнеет Антон.
А уж расстраивать сына ему никак не хотелось. Как никого в жизни!
Кавголов никогда не рассказывал сыну, какой детский, панический ужас он пережил на узком, продуваемом всеми декабрьскими ветрами 49-го года Костомаровском мосту. Они с матерью и Ростиком вышли из инфекционной больницы, спрятанной за блокгаузами, запасными путями, железнодорожными мастерскими. Вдали был Курский вокзал, а под ногами – узкая, грязная, в мазутных пятнах Яуза.