Белый, белый день... - стр. 3
Девочка посмотрела на деда умными темными глазами и, чуть смутившись, спросила:
– А кто написал «Жил на свете рыцарь бедный»?
– Как кто? – Старик даже побагровел.
– Ну да, конечно. – Анечка быстро, небрежно сунула книги на первое попавшееся место, зная, что дед сейчас рассердится, и, сделав какое-то легкое, круговое движение, отчего ее волосы, грудь и очень дорогое платье – все вдруг ожило в едином, очень притягательном порыве, чуть замедленно сказала: – А тебе не кажется, что во всем этом… – она обвела взглядом книги на полке, холл, большую комнату и его самого, – есть что-то… – На мгновение она споткнулась, но все равно выговорила. Прямо и, что самое главное, искренно: – Ну что-то дурацкое?!
П.П. смотрел на нее, неожиданно понимая и принимая ее дерзость.
– Есть! – Он поднялся из кресла и, подойдя к внучке, осторожно и нежно поцеловал ее. – Ты молодец! Что задумалась обо всем этом. Ты много раз в жизни будешь задавать себе этот вопрос. И каждый раз отвечать на него заново…
– Я не буду. – Аня смотрела на него не по-детски трезво.
– Нет! Именно ты будешь! – отмахнулся П.П. – Тебе, единственной в нашей семье, перепало что-то от меня. Как мне – от матери.
– А что? – тихо спросила Анечка.
– Глубокая и властная чувственность… Конечно, смешно мне, деду, говорить своей внучке о таких вещах.
– Ты смешной! Я уже давно живу полноценной женской жизнью!
– Как… давно? – кашлянул П.П.
– Ну не знаю… – Анечка тоже смутилась. – Месяцев восемь, наверное. Восемь месяцев и одиннадцать дней. Если быть точной…
Кавголов поднял глаза к потолку, сделал глубокий вздох и сказал – то ли Анечке, то ли самому себе:
– Я уже сказал: «Глубокая и властная чувственность». Значит, ты можешь рассчитывать, что она периодически будет казаться тебе любовью. А скорее – раза два в жизни – ты действительно будешь способна… – П.П. замолчал. Он стоял, глядя перед собой. Потом махнул рукой и отвернулся. – Будешь способна ко всему этому… – Он махнул в сторону бесконечных, до самого потолка, стеллажей с книгами. – И тогда тебе все это не покажется ни глупостью, ни дамскими или полубезумными бреднями.
Анечка пожала плечами, хотела сдерзить, но почему-то покраснела и спросила:
– Какая же это любовь? Трагедия? Или, наоборот, счастье? Так все говорят…
Павел Павлович неожиданно рявкнул:
– Ну и пусть говорят! Только не путай траханье… даже самое умелое, мастерское… Чему тебе еще придется, кстати, научиться… – Он от смущения перевел дыхание. – Ну это не мое дело. Не мой вопрос. Тебя научат, научат! – Кавголов даже погрозил кому-то пальцем. – В общем, иди! Мала ты еще для подобных разговоров!