Белое станет черным - стр. 33
– Стой! – окликнул его Родченко. – А, ты уже затушил. Зажги новую!
Маяковский послушно достал вторую папиросу. Закурил. Повернул бычью голову к объективу фотоаппарата, и Родченко щелкнул затвором.
– Поймал блоху за обмотку, – насмешливо сказал Маяковский. – В следующий раз предупреждай, не то кадр смажу.
– Склони, пожалуйста, голову, – попросил Родченко. – Только без нарочитости, а так, как ты делаешь по своему обыкновению… Так… Хорошо… А теперь смотри в объектив.
Маяковский напряженно уставился на фотоаппарат.
– Нет, не так, – сказал Родченко. – Спокойнее. Будто я тебе что-то важное говорю, а ты слушаешь.
Маяковский кивнул и изменил подъем головы, даже улыбнулся.
– Нет, не пойдет, – Родченко отпрянул от видоискателя камеры, нахмурился, подпер подбородок большим пальцем и уставился на Маяковского немигающим взглядом.
Маяковский спокойно смотрел ему в глаза, не советуя и не спрашивая.
– Вот! – крикнул вдруг Родченко, оживляясь, и ткнул пальцем в Маяковского. – Вот так смотри! Как будто это ты меня снимаешь, а не я тебя! Я – твоя модель!
– Да как скажешь, – пожал Маяковский острыми плечами и стал смотреть на фотографа пристально, оценивающе.
Родченко принялся колдовать над камерой, приговаривая: «так», «отлично», «еще разок». Он был явно доволен.
– Ну? – спросил, вконец истомившись, Маяковский. – Все?
– Еще нет. Ну, то есть получилось-то неплохо, но давай попробуем другой ракурс. Я хочу выжать из тебя максимум, ведь ты ко мне в другой раз не придешь.
– Может, и приду, – отвечал Маяковский, кривя губы. – Хотя на что тебе моя рожа, понять не могу.
– Не кокетничай. Сам ведь знаешь. Лицо поэта – это материк, с реками мыслей, лесами замыслов. На нем печать…
Родченко остановился, и Маяковский насмешливо спросил:
– Ну, чего? Хотел сказать – печать божья? Забыл на миг, что бога нет? Так чья же тогда на нем печать, Саша?
Родченко ничего не ответил.
Он снова склонился над фотоаппаратом, но тут кот, до сих пор мирно дремавший на шкафу, увидел, должно быть, во сне что-то страшное, издал душераздирающий вопль, подскочил и, не успев толком проснуться, сиганул с верхотуры прямо на фотоаппарат. Фотоаппарат рухнул, пластины черным веером посыпались в таз с водой, который непонятно зачем стоял в углу комнаты.
– А, что б тебя, проклятый! – закричал Родченко и попытался пнуть кота, но подлое создание легко увернулось от удара и пулей вылетело в прихожую. Родченко быстро стянул башмак и швырнул его вслед улепетывающему коту. Маяковский засмеялся.
– прогудел он и со смехом добавил: – Не трожь зверя, Саша. Видимо, ему не понравился твой «ракурс». Это ведь не обычный кот, а кот художника. Имеет, стало быть, представление!