Белое дело в России: 1917-1919 гг. - стр. 85

5 марта 1917 г. была опубликована декларация за подписью Родзянко, перечислявшая основные намерения кабинета министров во внутренней политике и объявлявшая его персональный состав. В него вошли только четверо думцев – членов Временного Комитета (Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов, А. Ф. Керенский, П.Н. Милюков). Родзянко, Шульгин, С. И. Шидловский, Дмитрюков, М.А. Караулов, В.Н. Львов, В. А. Ржевский, Б. А. Энгельгардт, Н.С. Чхеидзе на тот момент оказались вне правительственных структур. Так, после утверждения состава кабинета можно было говорить лишь о частичной персональной преемственности от Думы, с которой считались все меньше. 10 марта правительство решило именоваться Временным, «впредь до установления постоянного представительства» (36).

Временное правительство утвердило за собой принцип единоличного правления, возглавив (хотя и временно) вертикаль власти, традиционно принадлежавшей одному лицу – представителю Дома Романовых. Вплоть до событий 25–26 октября 1917 г. правительство считалось носителем верховной и законодательной и исполнительной власти, правда, в неформальном статусе «самодержавной олигархии».

Но в этом была и слабость новой власти. На это обращал внимание Милюков, бывший вместе с Гучковым единственным сторонником незамедлительного принятия Престола Михаилом Романовым: «Представители… «Думы третьего июня», в сущности, решили вопрос о судьбе монархии. Они создали положение, дефективное в самом источнике, – положение, из которого должны были развиться все последующие ошибки революции. В общем сознании современников этого первого момента новая власть, созданная революцией, вела свое преемство не от актов 2 и 3 марта, а от событий 27 февраля…» «Если бы династия удержалась на троне, власть и ее престиж были бы сохранены», – отмечал Милюков в беседе с Набоковым. Вместо этого, по мнению лидера кадетской партии, власть становилась не легально прочной, а революционно созданной и революционно сменяемой.

Складывалась парадоксальная ситуация, делавшая Временное правительство заложником собственной власти. Чем больше полномочий у него формально сосредотачивалось, тем меньшей оказывалась поддержка со стороны других политических сил и структур. Легальность действий становилась в ущерб легитимности. Осенью 1917 г., в связи с очевидной тенденцией концентрации власти у одного лица (а это становилось неизбежным в условиях усугубления военного и политического кризисов), усиливалась и ответственность носителя этой власти. Керенский, становясь фактически носителем высшей гражданской и военной власти, становился и единственным в стране толкователем законов, «правовым гарантом». А это, увы, не соответствовало ни его качествам государственного деятеля, ни даже его политическому и правовому опыту (кругозор адвокатуры еще не мог гарантированно обеспечить законность каждого принимаемого решения). Это выразилось, в частности, в поспешном объявлении генерала Корнилова «мятежником» и в произвольном провозглашении в России республиканского строя.