Белое дело в России: 1917-1919 гг. - стр. 80
В тезисе о представительном Собрании получала, таким образом, дальнейшее развитие идея законосовещательного органа, высказанная еще в «Манифесте Великих Князей». Власть Великого Князя получала бы поддержку представительной власти, что в условиях роста беспорядков и начинающейся революции было существенно необходимым. Считалось, что при занятии Престола Цесаревичем из-за его «малолетства» революционные деятели не посмели бы лишить его власти насилием. По словам Гучкова, «маленький Алексей… являлся бы не только символом, но и воплощением монархической власти, и нашлось бы немало людей, готовых умереть за маленького Царя».
Сторонниками сохранения монархии при условии вступления на Престол нового Императора были военные. Генерал Алексеев в течение всего дня 3 марта безуспешно пытался связаться с Петроградом, отправлял телеграммы на имя Львова и Родзянко, настаивая на незамедлительной публикации акта отречения Государя и скорейшего объявления о присяге новому Императору, Михаилу I: «Необходимо скорейшее объявление войскам Манифеста вновь вступившего на Престол Государя для привода войск к присяге. Прошу… содействовать скорейшему сообщению мне текста означенного Манифеста», «прошу о скорейшем сообщении в Ставку текстов, которые могли бы быть представлены на подписание отказавшегося от Престола Государя», «промедление в присылке текста присяги и задержка в приведении к присяге войск приведет к катастрофе», «для спасения России надо принять все меры для сохранения в армии дисциплины и уважения к власти».
Ссылка на статью 54-ю не случайна. Она предусматривала издание Манифеста о вступлении на Престол: «В Манифесте о восшествии на Престол возвещается вместе и законный Наследник Престола, если лицо, коему по закону принадлежит наследие, существует». Вместо этого единственным документальным свидетельством факта передачи власти Михаилу Александровичу продолжала оставаться телеграмма с карандашной подписью Государя. Сохранение формального порядка преемственности власти (издание Манифеста и присяга) были чрезвычайно важны для фронта и тыла.
По мнению Алексеева, «хотя бы непродолжительное вступление на Престол Великого Князя сразу внесло бы уважение к воле бывшего Государя и готовность Великого Князя послужить своему Отечеству в тяжелые, переживаемые им дни… на армию это произвело бы наилучшее, бодрящее впечатление…». Решение Михаила Романова, с точки зрения генерала, было роковой ошибкой, гибельные последствия которой для фронта сказались в первые же недели марта 1917 г. В представленном князю Львову докладе (14 марта) Алексеев отмечал, что если в армии «большинство преклоняется перед высоким патриотизмом и самопожертвованием Государя, выразившимся в акте отречения», то «манифест в. кн. Михаила Александровича встречен с недоумением и вызвал массу толков и даже тревогу за будущий образ правления». «Нервное отношение к событиям чувствуется в 3-м кавалерийском корпусе (корпус под командованием генерала от кавалерии Ф. А. Келлера. –