Bella Германия - стр. 53
Я сразу же уловила суть дела: то, что называлось «спонсорством», в действительности означало нечто иное. А именно – холдинг покупал на рынке молодые компании, чтобы в дальнейшем подмять их под себя. Формально мы оставались независимой фирмой. Фактически – становились наемными сотрудниками, себе не принадлежащими.
Приняв предложение, мы избавлялись от долгов, получали более-менее стабильный заработок, но ценой становилась наша независимость. А это для меня всегда была важно. С другой стороны, насколько мы независимы, имея кучу долгов?
– Что с тобой? – Робин заметил мое замешательство. – Ты восходящая звезда. Они хотят тебя, понимаешь?
– Но я совсем не уверена, что хочу их.
Робин уставился на меня в изумлении:
– Вопрос не в том, чего мы хотим, а чего нет, а в том, что мы можем себе позволить. Это же уникальный шанс. Мы разом рассчитаемся со всеми долгами.
– А они будут диктовать нам, что делать и сколько, где покупать материалы и где работать.
– Условия выгодные, что и говорить.
– Да, но мы должны будем использовать материалы, к которым по доброй воле я не приблизилась бы и на пушечный выстрел. Что мне проку в этой «независимости» из Китая?
– Из Бангладеш, – поправил Робин и стукнул чашкой о стол.
И выложил все карты. Оказывается, его родителям вздумалось вернуть кредит, который позволял нам держаться на плаву все это время. Теперь, когда есть первый приз и спонсоры, им нет необходимости и дальше нас финансово поддерживать. И Робин уцепился за эту возможность избавиться от родительской опеки. Пора, что и говорить, когда тебе за сорок.
– В конце концов, нам давно пора самим стать родителями, – пошутил он.
Таким образом, речь шла всего лишь о смене «крыши». Или же похоронить то, за что мы боролись все эти годы.
Победа обернулась ловушкой. Робин сказал, что это всего лишь проект договора, что я могу внести поправки. Но они должны знать, с чем имеют дело на сегодняшний день. Другими словами, спонсоры хотят взглянуть на эскизы новой коллекции.
– Но они еще не готовы, Робин. Всего пара набросков, не более.
– Мы не можем отказать. Пусть приезжают, посмотрят на ателье, взглянут на твои наброски…
– Когда?
– Послезавтра.
– Ты с ума сошел? У меня ничего нет.
– Тогда закрываем контору и следующие десять лет водим такси.
Я его ненавидела. Больше всего меня нервировало, если мою работу выставляли напоказ, когда она еще не готова. Когда недочеты и ошибки во всей красе представали перед теми, кто лучше меня знает, как надо. Для меня работа – единый непрерывный процесс. Диалог между мной и материалом. Результат должен вызреть.