Белая Роза - стр. 37
– Что ты делаешь?
– Бью баклуши. Расхотелось мне копать. – Все тело Боманца ныло. Утро выдалось тяжелое.
– Надо сделать сколько сможем, пока погода не испортилась.
– Вперед.
– Папа… – Шаблон замялся, потом начал снова: – Почему вы с мамой все время ругаетесь?
Боманц задумался. Истина слишком хрупка, а Шаблон не застал их лучших лет…
– Наверное, потому, что люди меняются, а никто не хочет этого. – Он не мог выразиться точнее. – Ты видишь женщину: чудесную, удивительную, волшебную, как в песне. Потом ты узнаешь ее поближе, и восхищение проходит. На его место становится привычка. Потом исчезает и она. Женщина оплывает, седеет, покрывается морщинами, и ты чувствуешь, что тебя обманули. Ты ведь помнишь ту озорную скромницу, с которой ты встречался и болтал, пока ее отец не пригрозил тебя выставить пинком. Ты чураешься этой незнакомки – и начинаешь скандалить. У твоей мамы, наверное, то же. В душе мне все еще двадцать, Шаб. Я понимаю, что постарел, только заглядывая в зеркало или когда тело не подчиняется мне. Я не замечаю брюха, и варикозных вен, и остатков седых волос. А ей со мной жить.
Каждый раз, заглядывая в зеркало, я поражаюсь. Я думаю – что за чужак отнял мое лицо? Судя по виду – гнусный старый козел. Из тех, над которыми я так издевался в двадцать лет. Он пугает меня, Шаб. Он вот-вот умрет. Я пойман им, но я еще не готов уходить.
Шаблон присел. Его отец редко говорил о своих чувствах.
– И так должно быть всегда?
Может, и не должно, но всегда бывает…
– Думаешь о Славе, Шаб? Не знаю. От старости не сбежишь. И от перемен в отношениях – тоже.
– Может, все будет иначе. Если нам это удастся…
– Не говори мне «может быть», Шаб. Я тридцать лет жил этим «может быть». – Язва попробовала желудок на зуб. – Может, Бесанд и прав. Насчет ложных причин.
– Папа! О чем ты? Ты отдал этому всю жизнь!
– Шаб, я хочу сказать, что напуган. Преследовать мечту – это одно. Поймать – совсем другое. Того, что ожидал, никогда не получаешь. Я предчувствую несчастье. Может, это мертворожденная мечта.
Лицо Шаблона последовательно сменило несколько выражений.
– Но ты должен…
– Я не должен ничего, кроме как быть антикваром Боманцем. Мы с твоей мамой долго не протянем. Эта яма обеспечит нас до конца.
– Если ты дойдешь до конца, ты проживешь еще долго и намного более…
– Я боюсь, Шаб. Боюсь сдвинуться с места. В старости такое бывает. Страх перемен.
– Папа…
– Мечты умирают, сынок. Те немыслимые, дикие сказки, которые заставляют жить, – невозможные, неисполнимые. Мои светлые мечтания умерли. Все, что я вижу, – это гнилозубая ухмылка убийцы.