Белая горячка. Delirium Tremens - стр. 27

– Вот ведь, жиденок, – сказал один из Очень серьезных, – не может, как все, папиросы курить. Надо бы его папаню проверить.

– Уже проверяли, – сказал другой из Очень серьезных. – Лично я сам, в 37-м.

– Как это? – спросил первый.

Мэн прислушался.

– Приехали мы его в мае брать в этот же самый день. Наши тогда раскрыли филиал «Гитлерюгенда» в СССР, прятавшегося под маской молодых антифашистов. У них якобы был антифашистский театр миниатюр, а Мэн-старший был ихним художественным руководителем. Как студент-заочник режиссерского факультета ГИТИСа. Приезжаем мы, значит, к нему в восьмую квартиру в два ночи, а его жена, мать этого, – и он указал на Мэна, – жиденка, красивая, между прочим, жидовка, сказала, что он, будущий отец этого жиденка, в ресторане «Динамо». Наш старший жутко разозлился, что, мол, жиды пропивают полученные от фашистов деньги, и приказал гнать к «Динамо». Ну мы и погнали. Приезжаем, а швейцар нас не пускает: мол, пьянка закрытая. Старший его рукояткой нагана ошарашил, и мы ввалились в ресторан. Гардеробщик попытался было шуметь, но тут уж я его успокоил. И с наганами в руках рванули в зал. А через секунду уже мы лежали на полу. И последнее, что я увидел, так это наркома Ежова и монгольского маршала Чойбалсана, хлопающих в ладоши Мэну-старшему, стоящему на сцене.

Старшего нашего потом расстреляли, а меня сослали сюда. И я тут груши околачиваю уже пятнадцать лет. За непонимание сути классовой борьбы. И всю войну здесь просидел. Меня забыли, и слава богу. Большинство наших либо расстреляли при Берии, а те, кого не расстреляли, те в войну погибли. А я – здесь.

– Мать твою?! – восхитился первый из Очень серьезных.

– Так что этот жиденок уже проверенный. Пусть себе катает. – И он попил из крана, ввинченного в бочку вина.

А Мэн с друзьями стали катать бочки. Через часа полтора наступило время расплаты. На стол в кабинете Главного винодела была водружена банная шайка с винищем, в котором плавала хохломская сулея литра на полтора. Каждый из пацанов выпил по сулее очень сладкого вина. Один тут же упал, заснув. Другой заснул во дворе завода, третий – по пути к садику. И только Мэн, неизвестно как, добрел до своей квартиры и на семейном допросе сказал только одно:

– Я пил за товарища Сталина. Не выдам, гады! – Потом он блеванул за товарища Сталина, а потом за него же и заснул, утомленный государственными делами.

Впоследствии он не раз посещал подвалы завода «Самтрест-Вингрузия», так же катал бочки, так же получал расплату натурой. Даже когда товарищ Сталин уже умер. И Мэн пил вина, предназначенные уже для всех членов Президиума ЦК ВКП(б). Наступала оттепель Ильи Эренбурга.