Бегущая по тундре. Документально-художественная повесть - стр. 21
И вот Аня в яранге, в родном пологе. Это неправда, что тесен он. Сколько сюда вместилось невидимых добрых духов. Летают духи, шаловливо гоняются друг за другом, тихо пересмеиваются и дышат глубоко-глубоко. Дышат, как возможно дышать лишь тогда, когда сердце оленем становится. И мчится, мчится он… Вот перед ним уже кажется бездна, но перелетает олень через бездну, и звенят, звенят его серебряные копытца, и легко ему в полете, легко и вольно. Вот он уже в стремительном беге истончился настолько, что стал солнечным лучом. Пробивает солнечный луч каждую кровинку Ани. Как же хорошо в родном доме!
Никогда не казались такими мягкими и ласковыми оленьи шкуры, никогда так не смотрели на неё переполненные любовью глаза матери. Вот она засыпает, но чувствует, что мать смотрит на неё. Склонилась над ней и что-то шепчет и шепчет, может, рассказывает, как тосковала о ней, а может, произносит заклинания, оберегая дочь от злых духов. Как жаль, что сон не позволяет разлепить веки.
А рядом сидит бабушка и, покачиваясь, поёт ей детскую песенку. Как хорошо, что внучка вернулась! Какой она стала взрослой! Завтра она расскажет много интересного, а пока пусть спит под охраной материнской любви.
Для Ани в стойбище всё было как бы знакомо и в то же время вызывало огромный интерес. Она с удовольствием смотрела на живой огонь, как в котле закипало оленье мясо, но мама, не давая ему кипеть, бросала туда горсть снега. Вода в котле оседала, шумела, расправляясь со снегом, но как только она начинала мутнеть перед кипением, сразу же получала новую порцию снега.
Выскочив из дома, Аня побежала к морю. Его голос – это первый природный голос, который она услышала в своей жизни. Их яранга стояла в морском ряду древних жилищ, выстроившихся вдоль галечной косы. Даже в самые тихие дни, дни полного штиля и неподвижности воздуха, его мощное дыхание проникало сквозь тонкие стены из кожи моржа, смешивалось с человеческими голосами и составляло постоянный шумовой фон. А в штормовые дни, в дни морского гнева на галечную косу обрушивались удары такой силы, что все вокруг содрогалось, мигало пламя в каменных жирниках и даже притихшие собаки вздрагивали и глубже прятали в мех свои испуганные морды.
Но большую часть года Чукотское море было покрыто крепким ледовым покровом. С берега ледовое пространство казалось бесконечным, протянувшимся на огромное расстояние до самого Северного полюса. На карте, висевшей в школе, морское пространство к северу от Рыркайпия было закрашено белой краской, обозначающей сплошной лед. Но лед не был сплошным. Он был испещрен трещинами, через которые выходило морское тепло, разводьями и полыньями. Спокойная гладь воды нередко нарушалась всплеском всплывающих нерп и лахтаков. Иногда среди торосов появлялся сам хозяин Ледовитого океана – умка. Надо было внимательнее оглядеться вокруг себя, и тогда кажущееся мертвое пространство оказывалось полным жизни, шума и таинственного шороха. Жизнь пробивалась сквозь ледяной панцирь. Если долго держался южный ветер, лед мог отойти от берега, оставив так называемый припай – прочную ледовую кромку, которая таяла лишь к середине лета.