Бегство из времени - стр. 14

Анархисты выдвигают в качестве высшего принципа пренебрежение к закону. Против закона и законодателей любые средства хороши и дозволительны. Быть анархистом, таким образом, означает целиком и полностью отменять устав. Предпосылка – это вера Руссо в природную доброту человека и в врожденную порядочность саму по себе, присущую его природе. Всё сверх этого (управление обществом, руководство им) – это как олицетворение зла. За бюргером, обычным гражданином не признаются почётные права. Он противоестествен. Он – результат отрыва от корней, выкидыш полицейского государства, которое его ещё больше портит. С такой теорией весь небесный свод философии государства рвётся на куски. Звёзды идут зигзагом. Бог и чёрт меняются ролями.

Себя я проверил точно. Никогда бы не стал приветствовать безвластие, бросать бомбы, взрывать мосты и не смог бы отменять смыслы. Я не анархист. Чем дольше и дальше я буду отдалён от Германии, тем меньше я им буду.

Анархизм возникает из-за перенапряжения или вырождения государственной идеи. Он проявляется особенно ярко там, где индивидуумы или классы, которые выросли в идиллических условиях, тесно связанных с природой или религией, закрыты на строгий государственный замок. Превосходство таких индивидуумов над махиной и шестерёнками неповоротливой громады современного государства лежит на поверхности. Что касается природной доброты человека: она хотя и возможна, но далеко не закон. Большинство черпает эту доброкачественность из более или менее осознанного богатства религиозного воспитания и традиции. Природа, если рассматривать её без предубеждения и сентиментальности, давно уже не так безусловно добра и упорядочена, как хотелось бы. В конце концов, глашатаи анархизма (о Прудоне не знаю, а о Кропоткине и Бакунине это известно) были крещёные католики, а в случае русских помещики, то есть сельские «лендлорды» – плод дурного общества. И теория анархистов покуда питается таинством крещения и трудом на земле.

Анархисты знают государство лишь как монстра, а нынче, может быть, и нет другого государства. Если это государство всё дальше отходит от реальной жизни или призывает уйти от неё, тогда как его экономическая и моральная практика находится в явном противоречии с этим, то понятно, что человек, ещё неиспорченный жизнью, начинает бушевать. Теория безусловного разрушения государства как оплота велеречивости может стать вопросом личной порядочности и хорошего чутья на неподдельность или позёрство. Анархистские теории вскрывают замаскированное в прочные словеса вырождение нашего времени. Метафизика видится в качестве мимикрии, которой современный бюргер пользуется, чтобы, подобно прожорливой гусенице, под прикрытием свисающих (газетных) листьев опустошать всю культуру.