Беглый - стр. 37

Так, наверное, гнали в газовые камеры лишних евреев.

Потом загнали в камеру где прямо с потолка торчали трубки с самодельными жестяными лейками и дали маленький черный обмылок. Все купались не снимая мадепаланов – чтобы невзначай не провести кому пеписькой по булкам. Непонятка. У первоходов много условностей этикета.

– Ты табличкя не видел на дверь? Душ – сем часов аткрыт. Чичас сколька?

Хамза снова стоял передо мной торжествующе улыбаясь:

– Чичас сколька время?

Я развел намыленными руками.

– Чичас – шест сорок сем.

Великий писатель сунул мне под нос свою «Победу».

– Эта акьт, табриклаймиз энди, втарой акьт за сутка, болам!

Он эффектно хрустнул пальцами, переламывая воображаему пачку банкнот.

– С легким паром

Когда я вылезаю из междугороднего автобуса в Ташкенте, мне сразу становиться не по себе. Страх и ужас. Снаружи и изнутри.

Жуть-то какая! Напрочь отвык уже от таких толп народа. Огромных открытых пространств. Света. Звуков. И какой-то скорости и неожиданности всего происходящего.

Представьте, что приехали из деревни в город. Нет-нет, представьте, что с необитаемого острова, в доли секунды, очутились в центре современной Москвы в час пик. Ад.

Зона затормаживает все реакции. Думаю, даже обмен веществ. Я выгляжу теперь на четыре года младше сверстников. Может, в решении проблем геронтологии помогает усиленный режим? Его бы прописать Кобзону и прочим охотникам за молодильными яблочками. За что посадить – всегда найдется.

Я застрял посреди тротуара, как утёс, омываемый со всех сторон течением шустрой горной реки. Куда несутся все эти озлобленные неулыбчивые люди? Что их так напугало? Трудно поверить, что у них внутри такой же страх, как сейчас у меня. Так ведь с паспортами же все? Им – то чего бояться? Бегут! Все бегут. Один я застрял у них под ногами и таращусь по сторонам.

Мне кажется сейчас, что они все только на меня и глазеют, пробегая мимо:

«Вон – вон, глядите дети – настоящий зык! Ай-ай-ай! Наверное, беглый! и куда только милиция смотрит?»

А машины! Сколько машин! В жизни не видел столько машин. Хищные существа без сердца.

Я перебегаю улицы как заяц, попавший в свет фар. Боже, как же я выделяюсь из этой толпы. Стрижка короткая, в стиле «третий день на свободе», взгляд – загнанный. Даже идиот сможет сейчас меня вычислить. И снова туда, долбить уголёк. В разверстые уютные рудники сантехлита.

Мой прикид, казавшийся в Ахангаране вполне нормальным – на самом деле хуже, чем у вокзальных бомжей. Эти шмотки, я выменял на полбачка баланды в Таштюрьме. Во втором ауле раскидали хату – кого куда. Осталось полбачка густой баланды. Я превратил его в почти новый турецкий свитер «Гуси», жёлтого цвета неприятной детской неожиданности и коричневые вельветовые брюки с тремя вышитыми буквами ККК на заднем кармане.