Беглый - стр. 3
По приезду в ТТ, тщательно прошмонав на знакомом до слез вокзальчике, будто я из зоны, находясь всю дорогу под конвоем, мог вывезти мешок героина, меня втолкнули в душегубку на первом этаже второго аула.
Как в могилу зарыли живьём. Здравствуй, свобода!
Стояла середина беспощадного к слабонервным ташкентского лета. В двадцатиместной хате ожидало приезда покупателей человек семьдесят, а самое главное, не было ни одного кондиционера воздуха.
Когда люди заняты элементарным выживанием, с них стирается налет культуры и вежливости. Слетит и с вас, если вы окажитесь в забитом до предела вагоне метро, который вдруг выставили на солнцепек в середине лета.
Не люблю оказываться среди людей, с которых слетел налет культуры и вежливости. Эти люди мне неприятны. Поэтому сразу и понял, что перемена, она может быть и к худшему.
Я – знаете ли, консерватор. Перемен не люблю и даже боюсь. Как говорится, никогда не бывает так хреново, чтобы не могло стать ещё хуже. Это тоже цитата из трудов многомудрого, но ее редко увидишь на уличных баннерах.
Оказаться после ограниченного, но все же наполненного свежим воздухом пространства лагеря в душной, отрезвляюще смердящей пердежом капустной баланды камере, было смертельно тоскливо.
Тюрьма мало изменилась за последние неполные пять лет моего отсутствия. Я даже не успел по ней сильно соскучиться.
Словоохотливые обитатели отсека номер 122, обрадовали меня с ходу- ждать, покупателей можно дней сорок, а то и поболее, если делюга где затрётся по разным кафкианским дас канцелярен джамахирии.
Некоторая либеральность блатных понятий в лагере, в тюрьме стирается полностью. Понятия в камере железобетонны, как сами стены тюрьмы.
Так что, запасайся терпением, милый почти вольный человек. Я сделал тогда еще одно, довольно спорное открытие по поводу узбекской государственности. Корнем слова «давлят» – государство по-узбекски – вполне возможно является русский глагол «подавлять».
А давка в камерном отсеке была самая настоящая. Семьдесят человек загнали в помещение туалета на маленькой железнодорожной станции.
Вот тебе бабушка и амнистия юртбаши, в кровь ее в душу. Будто знаете, снова взяли и посадили меня. Сансара какая-то долбанная, а не амнистия.
Ну… посадили, так посадили. Ленин, он ведь тоже сидел. И ничего. Стал вождём мирового пролетариата. Тут ведь что главное – не погнать. Не дать задымить своей крыше.
Ну, а чтобы не дать чердаку треснуть, под давлением тюремных атмосфер, необходимо создать жесткую рутину, расписать свой день по минутам: встал-просчитался-заглотил баланду-почитал-книжку-слепил из коробков кораблик-вырулил сигаретку-покурил-просчитался-влил в себя ужин-отъехал ко сну. Это рецепт гражданского счастья. Ваше расписание должно быть чётким, как у немцев.