Бегляночки и розочки - стр. 11
– Опять эта ужасная бродяжка, – волновалась Галя за ужином. – Хоть бы вы, тимошкинские мужики, собрались да вытурили, чтобы дорогу сюда забыла. Ходит, высматривает, потом дружков-тюремщиков наведет.
– Гал, ты чего? У нас в каждом коттедже сигнализация, видеонаблюдение, псы бойцовые. Кого она наведет-то?
– Ну, не наведет, так вшей напустит. Это же рассадник заразы. А подохнет под нашим забором, ведь ни милиция, ни «скорая» не приедет. Нам же и придется возиться.
Галя не могла понять невозмутимости Володи. Да что же это такое?! Для того она и бежала из города подальше от грязи, от таких вот… Как Володя не понимает, что бродяжка оскорбляет, оскверняет своим видом их поселок?
Бомжиха тащится мимо изящных, увитых плющом и виноградом решетчатых изгородей, мимо играющих на газонах нарядных детей, мимо башенок и цветов. А за ней, точно за гигантским раздавленным слизнем, тянется невидимый след. Ветерок стихает, солнце тускнет, цветы никнут, птички умолкают, а дети бросают играть и с ужасом смотрят вслед ковыляющей грязной опухшей туше.
Любое самое запущенное бездомное животное можно откормить, отмыть, высушить, расчесать – и вот уже это красивая собачка с сияющими глазами или пушистый очаровательный котенок. А этих отмывать бесполезно. Они как комок грязи: сколько ни мой, будет течь грязь, пока комок весь не исчезнет.
Как-то зимой Галю, когда они еще жили в городе, остановила у подъезда дворничиха. «Похвасталась», показала сегодняшний улов: полведра шприцев и презервативов. Галя отшатнулась от сунутого, потрясаемого перед ее носом слипшегося резинового мешочка с мороженым мутным содержимым. Теперь, вспоминая страшную бомжиху, Галя знала, из чего они происходят на свет: из такой вот мерзкой мороженой спермы. Потому и называются – отморозки.
В семнадцатом году отморозки заселяли дома, такие как у Гали с Володей. Произойди революция сегодня – их бы по распоряжению Жилкомхоза уплотнили. Бомжиха вселилась бы в светлый, построенный с любовью и для любви дом. Загадила бы, наполнив его светлые душистые стены перегаром и матюгами.
***
На ноябрьские ударил тридцатиградусный мороз. Галя, взглянув на термометр за окном спальни, ахнула. Соскочила, оделась и, не попив чаю, поспешила в огород.
Горох и овес, взошедшие в конце сентября жемчужно-зеленым ковром – были как стеклянные. Яблоня стояла седая, в скрученной, звенящей жестью листве. Галя до обеда возилась, укрывая абрикосы и сливы, погнула две лопаты о звенящую как железо землю.
Сделала все, и хоть руки озябли, побежала к речке, как девчонка. Обмелевшая в этом месте река заледенела почти насквозь, только подо льдом течение будто продергивало нитку продолговатых перламутровых бусин. Хорошо была видна вмерзшая в лед, еще слабо шевелящая хвостом рыбка.