Беги, Василич, беги. Путевые заметки про рай и ад - стр. 18

– Клара Никаноровна, – сказал я, окончательно перейдя на «ты», – да ты знаешь, что тебе будет за такие слова?

– А что мне будет, старухе? – сказала она с иронией. – Меня расстреляют? Пусть они сначала решат, как будет стрелять в меня: прямо в инвалидном кресле или всё-таки вытащат из него и прибьют к стенке?

Я слушал её и думал о том, что новое поколение дзержинцев-бериевцев найдет способ, как расстрелять эту еле двигающуюся старуху и вместе с ней всех её родственников, чтобы не передавали другим людям то, что говорила она, не читая газет и не слушая радио с телевидением. Молодежь переплюнет своих учителей. Беззаконие рождает ещё большее беззаконие и начинается то, что даже властитель потустороннего мира называет чертовщиной.

Дни шли за днями. Мы изредка навещали нашу городскую квартиру, ездили по магазинам, закупая продукты, и старались, чтобы жизнь у Клары Никаноровны была весёлой и более лёгкой.

Дом я привёл в порядок, поправил ступеньки, крыльцо, укрепил калитки и ворота, закрепил скрипящие половицы, разобрал книги и записки деда хозяйки, но вот информации о нём никак не мог собрать. Какой-то заколдованный круг. Можно написать запрос в органы ВЧК-НКВД-ФСБ, так, мол, и так, интересуюсь личностью своего родственника по фамилии Олигерьев, что можете сказать о нём? И тут же вы попадаете в поле зрения этих органов и они начинают выяснять, а кто ты такой и чем обусловлен этот интерес. Потом доберутся до дверей, откроют их и найдут либо корзину пиндюлей, либо сокровище, либо чудо чудное. Так что, будем читать записки и выяснять, что это может быть. Все мы следователи-исследователи, что-нибудь да поймём.

Нужно сказать, что я мало чего понял из тех листочков, что лежали навалом в маленькой папочке. То ли это какие-то заметки, то ли ошмётки докладов, которые писал дедушка Клары Никаноровны. Системы я не обнаружил, похоже, что каждый лист это часть отдельного документа.

Итак, начну.

«в ночное небо к звездам было запущено пятьдесят двадцатиметровых верёвок пенькового плетения. Вес ста метров верёвки диаметром семнадцать миллиметров двадцать килограммов и восемьсот грамм. Всего весом двести четыре килограмма, для чего был использован переносной ворот. Вначале было запущено сто метров. Температура и состав веревки в течение часа не изменился. Каких-либо запахов тоже не отмечалось. Каких либо подергиваний, типа поклевок, замечено не было. Следовательно – никого и ничего там нет. В течение девяти часов мы произвели полный запуск веревки, предварительно прочно связав концы и обмотав их льняным шпагатом. На следующий день нами был запущен помощник, привязанный к сыромятной петле, могущей выдержать жеребёнка-двухлетка. На пяти веревках мы услышали крики и выстрелы, и поэтому смотали веревку, вытащив помощника. Он сказал, что очень сильно испугался, так как видел каких-то людей или чьи-то тени, которые явно угрожали ему. Чего-то вразумительного от помощника добиться не удалось, хотя он вроде бы воевал в империалистическую войну и в гражданской войне был в разведке. Второй помощник категорически отказался участвовать в практическом исследовании звёздного неба. Учитывая данное положение, мне пришлось самому исследовать окно, открывшееся нашему взору совершенно случайно. От моих малонадежных помощников была взята расписка о том, что если они бросят верёвку и не будут исполнять мои приказания, то к ним будет применена высшая мера социальной защиты. Я очень рисковал, так как понимал, что моя угроза может остаться пустым предупреждением, если они бросят веревку и скажут, что ничего не видели и ничего не знают, поэтому я сделал перерыв и сделал вид, что написал и отправил в управление рапорт, который будет пущен в ход в случае моего исчезновения. В этом деле никому доверять нельзя и никакая коммунистическая сознательность не сможет победить низменные человеческие чувства. Крепко обвязавшись и проверив соединение веревок, я потихоньку стал опускаться на звездное небо. Как человек входит в тёмную и неизвестную комнату, не зная, что может его ожидать его там, так и я опускался на мерцающие звезды, не зная, есть ли где-то твердь или в конце веревки, когда вес веревки станет на семьдесят килограммов больше, может сломаться ворот, а могут и лопнуть соединения концов веревок, и тогда я полечу в бездну. А твердь почувствовалась на середине четвертой веревки…»