Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория - стр. 7

Но тут в портик вбежал грек Пахомий и с торжественным испугом объявил:

– Вошли в сад! Идут по дорожке!

Манций вздрогнул. И, глянув на меня так, как смотрят на подлых предателей, шепотом скомандовал:

– Садись вон туда, в угол! На боковую скамейку!

Я быстро выполнил повеление.

И тут же в портик вошел Гней Эдий Вардий. Хотя Пахомий восклицал «вошли» и «идут», Вардий прибыл в одиночестве, и не было при нем и за ним ни магистратов, ни клиентов, ни даже рабов.

VIII. А теперь, милый Луций, думаю самое время кратко описать тебе внешность Гнея Эдия.

Если одним словом – круглый, а точнее кругленький. Роста он был от силы в четыре локтя. И состоял как бы из трех кругов, или шаров. Первый шар – голова, второй – тело от шеи до поясницы, третий – бедра. А если дольше присматриваться к нему, то и внутри шаров всё у него было кругленьким. Покатые плечи. Какие-то словно закругленные короткие ручки с толстыми короткими и круглыми пальцами. И такие же круглые ножки, словно маленькие колонки, которые у бедер и у щиколоток были примерно одинакового диаметра, а не сужались книзу, как у обычных людей. Грудь – двумя кружочками вперед, как у женщины. И брюшко – выступающим шариком над, впрочем, весьма узкой талией, из которой как бы вытекали и округлялись широкие бедра.

Слушай, Луций! Если бы мне поручили придумать ему прозвище, то я бы назвал его не Старым, а Кругленьким Купидончиком. Потому что старым он никак не выглядел. И лысина его была небольшой и бросалась в глаза лишь потому, что он вокруг своей маленькой лысины отрастил длинные рыжеватые волосы, которые беспорядочно курчавились и пухлыми кольцами спускались ему на плечи, почти полностью закрывая короткую и тоненькую шею.

Да, и еще: также круглые и слегка навыкате глаза; рот тоже какой-то круглый, с чувственными и немного выпяченными вперед губами, будто он изготовился чмокнуть кого-нибудь.

Короче, круглее не бывает!

На нем была не тога, а белый плащ довольно странного вида, похожий на женский. Плащ был распахнут, а под ним краснела двумя узкими пурпурными полосами всадническая ангустиклавия, тонкая и плотно схваченная поясом, так что круги его тела словно специально подчеркивались.

Войдя в наш портик, – вернее, мягко и часто перебирая круглыми ножками, будто вкатившись в него, – он эдак проплыл до середины, остановился и, насмешливо – я бы уточнил: проказливо – улыбаясь, молчал и разглядывал собравшихся, переводя взгляд с одного ученика на другого.

Его несколько раз приветствовали. Сначала дружно и громко, затем тихо и вразнобой, потом – опять громко, но уже испуганно. А он продолжал молчать, щурился и разглядывал.