Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах - стр. 3

– Верно. Императрица Елизавета Петровна готова была утвердить сие его решение, да я отказался. Я уже сам был – Иван Бецкой! У меня уже было своё имя и хотел, чтобы оно у меня осталось.

– Не знаю, разумно ли, но, по-моему, всё-таки похвально! – резюмировала государыня: – Много я слышала о князе Иване Юрьевиче, очень много. Но, думаю, не всё или далеко не всё, что слышала, верно. Хотела бы от тебя услышать то, что ему удалось испытать в младые свои годы. Плен – не шутка. Про плен его разное говорено и написано разное. И твои личные впечатления интересны – ведь на свет-то ты там появился, в плену?

– Да, это так, – кивнул Бецкой: – Ну что же, много сам-то не увидел, а коли и увидел, то не осознал по младости лет. А вот батюшка не раз про свои злоключения рассказывал и по мере того, как я подрастал, со всё большими подробностями и подробностями важнейшими, о которых тебе, государыня-доченька, вряд ли сказывали, потому как, кроме него неведомо то было никому.

– Вот это и хотелось мне услышать. Чувствую, что много тайного в тех делах давно минувших лет.

Всё это время Иван Иванович Бецкой стоял неподалёку от стола, предназначенного для аудиенции, а императрица прохаживалась по комнате, чтобы иногда иметь возможность не смотреть в глаза собеседнику – так легче было вести этот непростой разговор. Теперь же она указала на кресло, а сама отошла к камину, быстро, сноровисто приготовила кофе и поставила на стол две чашечки.

Поразительные способности императрицы готовить этот поистине бодрящий напиток стали легендой. В более поздние годы рассказывали, что однажды полицмейстер, зайдя утром для доклада раньше положенного времени, застал государыню за питием кофе, приготовленным, по обычаю, ею самой. Она тут же угостила его, позабыв предупредить, что это за напиток, и ему после нескольких глотков потребовался лекарь. Едва откачали.

Но такого мастерства она достигла не сразу, не сразу и необходимость появилась подобным способом придавать себе бодрости на целый день – а дни государыни были в грядущем насыщены до предела и требовали от неё колоссального сосредоточения всех моральных и физических сил.

Бецкой поднёс к губам чашку – горячо. Поставил на стол. Проговорил задумчиво.

– Так вот, столько слышал я от отца, что могу рассказывать долго. Времечко-то есть у тебя, государыня-доченька?

– Нынче есть, батюшка Иван Иваныч, да, нынче только и есть, наверное, – она усмехнулась, – будет ли завтра, да и когда будет ещё, не знаю. Так что слушаю.

Иван Иванович Бецкой хорошо помнил рассказы отца, настолько хорошо, что стоило лишь закрыть глаза и ярко представлялось всё происшедшее с князем Иваном Юрьевичем в лихие для России годы – годы правления сначала царя, а затем и императора, бывшего Петром Алексеевичем (сыном Тишайшего), а ставшего после возвращения из весьма странной заграничной поездки, не очень похожим на того, кто уезжал в далёкое посольство – причём уезжал на две недели, а вернулся более через год, уезжал с целой свитой, а вернулся с одним Меншиковым.