Байки старого еврея - стр. 27

Мой друг сравнительно быстро, в течение полугода, добился приёма в комиссии горисполкома. Ему с порога было заявлено, что квартира, в которой он живёт, расселена. В доказательство была предъявлена телеграмма следующего содержания: «Дом расселён, телеграфистка Кикоть». Тогда он предъявил снимки. Ему не поверили, что объяснимо: не может нормальный человек поверить, что люди могут жить в таких условиях. Решив, что его хотят, как теперь говорят, кинуть, он пригрозил тем, что «потеряет» эти снимки у гостиницы «Интурист». Угроза сработала: было решено отправить комиссию специалистов.

Комиссия пришла к двум выводам. Первый: снимки не отражают истинного положения, всё гораздо хуже. Второй: дом подлежит немедленному расселению. Что касается снимков, тут всё ясно: их сделал ленфильмовский фотограф на цветном «кодаке». Комиссия же сделала чёрно-белые фотографии – почувствуйте разницу. Долго ли, коротко ли, но однажды утром меня разбудил телефонный звонок: «Жду тебя завтра на новоселье». Его мучения с получением квартиры закончились. Теперь надо было доводить новую квартиру до ума. Но это были другие мучения и другая история.

В своё время Антон Павлович Чехов писал журналисту Суворину о необходимости выдавливать из себя по капле раба. Эту фразу в наступившей перестройке часто упоминал Горбачёв. Он призывал к тому, чтобы человек постепенно превращался из безликого советского человека в гражданина, не только с обязанностями, но и правами. В том, насколько это сложно, я убедился, приехав в Израиль. Но в Израиле это было, так сказать, со знаком плюс. Большинство моих новых знакомых, к моему удивлению, гордились тем, что жили в СССР. Дальше, если пользоваться новоязом, шли непонятки. Мне в который уже раз говорили о том, как им в СССР жилось привольно. И тут же, без паузы, шёл рассказ о стоянии в очереди длиной в четыре дня за получением визы в Израиль. Я, признаюсь, в жизни боюсь дураков и непонятной ситуации. Не совсем умный может, что поразительно, желая вам добра, навредить так, что ваш злейший враг позавидует. Но тут ситуация для меня непонятная, а значит, критическая. Зачем было бросать всё, ехать в для большинства далёкую Москву, спать на скамейке, если у тебя, как ты говорил, всё было? При этом, опять же, в большинстве случаев стенания о безвременно покинутой Родине происходили в салоне машины, которую не то чтоб купить, но о существовании которой он и не знал, или в квартире, о которой он и не мечтал. Несомненно, были и такие, для кого переезд (я намеренно не пишу «репатриация», это было бегство) был хоть и временным, но понижением статуса. Но они не жаловались. Для иллюстрации приведу пример. Я с приятельницей, познакомившей меня с моим земляком, ехал в его новеньком «опеле».