Батыева погибель - стр. 25

Сто девяносто четвертый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство

Воевода Евпатий Коловрат

Евпатий Коловрат никогда не был трусом. Напротив, он был из тех смельчаков, кто без содрогания смотрит в лицо смертельной опасности и решительно берется за самые невозможные предприятия. Но это в обычной жизни; нынешняя же жизнь воеводы представляла собой одно сплошное сказочное приключение, от которого захватывало дух. Ведь это просто немыслимо – делаешь шаг и оказываешься в ином мире, за семьсот лет до своего рождения, во времена свирепых язычников… Потом делаешь еще один шаг – и вот ты уже в тридесятом царстве, тридевятом государстве, где под жарким солнцем вдыхаешь воздух, напоенный ароматами мирры и ладана, точно в храме. И прел воевода в своем медвежьем полушубке, шагнув из холодной русской зимы в жаркое экваториальное лето; и трепетало его сердце от всех этих невообразимых чудес, а в голове металась беспокойная мысль: «Что-то еще будет?»…

А там, в царствии этом тридесятом, дорогих гостей встречали с почетом и со всей приятностию. Набежали девицы – все молодые, славные и распрекрасные как на подбор, улыбающиеся ласково и приветливо; а уши их выглядели весьма необычно, но очень мило – они были заострены на кошачий манер (да и вообще статью своей и плавной грацией походили они на этих очаровательных созданий). Правда, своей срамной одеждой девицы эти вводили воеводу в крайнее смущение, так что он даже покраснел и стал пытаться отвести глаза, но не смотреть на красавиц было выше его сил; к тому же сами девицы вели себя так непринужденно, словно щеголять в коротких портах и тонких душегрейках невиданного фасона – для них самое обычное дело. Сверкали голые коленки и прелестные локотки; воевода краснел, бледнел и пыхтел, но старался держаться с достоинством. Он увидел, что среди этих слегка раскосых смугленьких милашек присутствует и несколько девиц постарше и построже; одежда их тоже была срамной, но, по крайней мере, юбка прикрывала ноги.

Девицы, чьи прикосновения были нежны, словно крылья бабочек, помогли воеводе и двум сопровождавшим его старшим дружинникам разоблачиться от теплых одежд, оставшись лишь в камковых (шелковых) рубахах, да походных штанах. После этого они чуть ли не под руки, с почтением, светясь улыбками, повели рязанцев в один из четырех огромных каменных теремов, внутри которого их уже ожидал местный князь Серегин. Пока Евпатий Коловрат шел дивно изукрашенными галереями, он немного успокоился. Глаза его пригляделись к эскорту и сейчас он ощущал лишь эстетическое удовольствие. Прелестницы, бесспорно, хороши – какой-то особо нежной дикарской красотой – юны и свежи, как первые подснежники на проталинах, но воевода решил, что его молодая супруга Лукерья, совсем недавно одарившая его первенцем, ничуть им не уступает – ни в красоте, ни в обаянии.