Башня у моря - стр. 10
Помню, что выпрямился, а уже потом открыл глаза.
Со стула у окна за мной наблюдала Маргарет. Я молча смотрел на нее, вспомнив, что в день приезда приветствовал ее с таким же энтузиазмом, как приветствовал Бланш.
Я попытался что-то сказать, но, к своему ужасу, обнаружил, что потерял дар речи. Ситуацию спасла Маргарет; сочувственным, но деловым тоном она спросила:
– Могу я вам помочь, кузен Эдвард?
Услышав ее голос, я с мучительным уколом благодарности понял, что она не забыла доброты, которую я проявил к ней.
Девушка сидела за столиком с шахматными фигурами, но теперь встала. Она была невысока – не больше пяти футов, жесткие, непокорные рыжие волосы Маргарет связала сзади модным шиньоном. Резкие черты заостренного личика, длинный, тонкий нос и квадратный подбородок, голубые глаза были прищурены, словно она смотрела на мир с обоснованным подозрением. Позднее я узнал, что у нее близорукость. Когда она поднялась из-за шахматного столика, я увидел пенсне, болтающееся на черной ленточке на ее шее, но мне и в голову не пришло, что ее подозрительное выражение происходит всего лишь от напряжения, которое ей приходится прикладывать, чтобы видеть мир.
– У вас нездоровый вид, – заметила она. – Пожалуйста, присядьте.
Маргарет озабоченно посмотрела на меня. Я сумел выдавить:
– Спасибо. Я не привык к жаре. В Англии… – Но больше ничего в тот момент я не мог сказать. Сел на стул против нее через столик, уставился на стоящие на знакомых черных и белых квадратиках фигуры из слоновой кости.
– Вы играете в шахматы? – поинтересовалась Маргарет. Она старательно разглядывала белую пешку. – Это партия из книги, которую Фрэнсис дал мне много лет назад. Брат прежде хорошо играл в шахматы, но теперь бросил – слишком занят зарабатыванием денег, поэтому я играю одна. Амелия говорит, что шахматы не для девушек, но я всегда считала такое представление очень глупым.
Я достаточно пришел в себя, чтобы ответить нормальным голосом:
– Как странно! Именно это утверждала и моя покойная жена.
– Ваша жена? Правда? Замечательно! А сама она играла в шахматы?
– Да. И ее тоже научил старший брат.
– Она хорошо играла?
– Иногда она позволяла мне выиграть.
Маргарет рассмеялась, и я только в этот момент вспомнил, что никогда и ни с кем не обсуждаю Элеонору.
– Хотите закончить со мной партию? – спросила она.
– Если вы не против. Да, с удовольствием. – Все воспоминания умерли, утонув в очаровательной абстракции шахмат. Я смотрел на знакомые фигуры, словно на давно потерянных друзей, и со страстью нащупывал ходы, которые когда-то отыскивались рефлекторно.