Башня из черного дерева - стр. 34

Старик снова уставился на Дэвида. Ему трудно было сфокусировать взгляд.

– Зовут вас как?

– Уильямс. Дэвид Уильямс.

– Допейте вино, Генри, – сказала Мышь.

Но он не обратил на нее внимания.

– Не в ладах со словами. Не моя стезя.

– Я понимаю.

– Нет ненависти – нет любви. Не можешь любить – не можешь писать.

– Ясно.

– Геометрия хреновая! Без толку. Ни фига не выйдет. Все пробовали. Псу под хвост.

Устремленный на Дэвида взгляд теперь обрел сосредоточенность отчаяния, стал прямо-таки физически ощутим. Казалось, старик утратил нить рассуждений. Мышь подсказала:

– Творить – значит высказываться.

– Нельзя писать без слов. Линиями.

Глядя в глубину комнаты, заговорила Мышь:

– Искусство есть форма речи. Речь должна основываться на реальных нуждах человека, не на абстрактных грамматических теориях. Ни на чем ином, только на изреченном слове. Слове реальном.

– И еще. Идеи. Ни к чему…

Дэвид кивнул с серьезным видом. А Мышь продолжала:

– Идеи опасны по самой своей сути, поскольку отрицают человеческий фактор. А единственным ответом фашизму может быть только человеческий фактор.

– Машина. Как его? Компьютер.

– Я понял, – сказал Дэвид.

– Ташист[74]. Фотрие[75]. Этот малый – Вольс[76]. Как до смерти перепуганные овцы. Гадят… Кап, шлеп. – Он замолчал. Долгая пауза. – Черт, как его? Забыл.

Дэвид и Мышь одновременно произнесли имя художника, но Бресли не расслышал. Мышь повторила:

– Джексон Поллок[77].

– А-а, Джексон Фаллок. – Старик снова уставился во тьму. – Да проклятая бомба в тыщу раз лучше, чем Джексон Фаллок!

Мышь и Дэвид молчали. Дэвид опустил взгляд на древнюю столешницу: темный дуб в старых шрамах и ссадинах, многовековая патина застолий, звучавших над столом старческих голосов, силившихся остановить, отогнать прочь грозно наступающий безжалостный прилив. Как будто у времени бывают отливы. Наконец старик заговорил – очень четко и ясно, словно до сих пор лишь притворялся пьяным, а теперь, не очень последовательно, подводил итог:

– Башня из черного дерева[78]. Я так это называю.

Дэвид взглянул через стол – на Мышь, но она отвела глаза. Прекратить дискуссию было теперь явно важнее, чем интерпретировать ее смысл. Совершенно очевидно, что Бресли на самом деле не притворялся: Дэвид заметил, с каким трудом мутный взгляд старика отыскивал на столе бокал, возможно, ему виделось их несколько. Старик протянул руку, из последних сил стараясь казаться трезвым и решительным. Мышь перехватила его ладонь и осторожно сжала стариковские пальцы вокруг ножки бокала. Бресли с трудом поднес вино к губам и попытался молодецки выпить его одним глотком. Вино струйками потекло по подбородку, ярким пятном пролилось на белую сорочку. Мышь потянулась вперед и, отерев ему подбородок, промокнула салфеткой пятно. Сказала тихонько: