Барби, след - стр. 2
– А чемодан зачем? – уточняет грозно.
Даже странно, не думала, что обратит внимание.
– Макс, я ушла от тебя пару часов назад, – отвечаю со вздохом, глядя на него, как на идиота.
– В смысле ушла? – хмурится, скрестив руки на груди, и в самом деле выглядит по-дурацки, но я терпеливо поясняю:
– В прямом. Ты сказал: не нравится – уходи. Я ответила – ты прав. Мне не нравится, и я ухожу.
– Ты совсем офигела что ли? – рявкает неожиданно, с силой пнув чемодан и прокатив его таким нехитрым образом до самого окна. – Мы помолвлены, вообще-то, или для тебя это пустой звук?
– О, смотрите, кто вспомнил о помолвке, – несколько истерично хихикаю, снимаю кольцо и протягиваю ему, – держи, больше не помолвлены.
Буду лицемеркой, если скажу, что моё сердце в тот момент не дрогнуло. Но оно так давно слабело, было так измучено затяжным одиночеством, в нём было столько обиды и разочарования, что очередная рана не принесла особенно много боли. Одна из многих. Переживу.
– Завязывай с этим цирком, – морщится, заталкивает руки в карманы, не принимая его. – И выкидывать всё своё барахло, чтобы потом сказать «дорогой, мне нечего надеть». Этот фокус не пройдёт.
– Терпеть не могу фокусы. Думала, ты в курсе.
Договариваю это и понимаю, что ни черта он обо мне не знает. Ни что я люблю, ни чего ненавижу, о чём мечтаю, чего боюсь. Не знает даже того, как я жила тут без него всё это время, о чём думала, от чего плакала, над чем смеялась. Ему просто неинтересно.
– Я выкидываю старые вещи, которые нет смысла тащить с собой, – поясняю, потому что он всё ещё ждёт от меня какой-то реакции на своё едкое замечание.
– Ты никуда не уедешь, – и снова это удивление в голосе и ничего кроме. – С какой стати? Я люблю тебя и вообще.
– И вообще, это брехня, – отбиваю жёстко, устав от его странным образом инфантильного чувства собственничества. Вроде бы и против моего отъезда, но как-то чувствуется, что не впечатлён. – Ты любишь приезжать, и чтобы кто-то за тобой ухаживал. А чем и с кем ты занимаешься, когда отсутствуешь – ещё большой вопрос.
Последнее говорю не для того, чтобы затеять очередную ссору, нет. Как раз-таки наоборот.
– Отлично, теперь ты ещё и ревнуешь, – закатывает глаза и идёт на кухню, загремев посудой, а я наконец-то продолжаю сборы. Слишком предсказуемо.
Забавно, но самым сложным оказалось не избавление от фотографий: острое лезвие воображаемого кинжала пронзило моё сердце при разборе в ванной комнате. Все эти причудливые разноцветные баночки с кремами, лосьонами, масками, скрабами, гелями… я люблю вас. И буду очень сильно скучать, правда, но, чёрт возьми, я не ишак, чтобы тащить на себе эту тяжесть. К тому же, квартиру было решено оставить в первозданном виде: никаких личных вещей, кроме его одежды. Ничего, что могло бы хоть мало-мальски указать на моё добровольное заточение, включая меня саму.