Барбаросса - стр. 97
Паулюс выслушал и велел сообщить о проходе московского поезда. Вскоре же в Цоссен поступило извещение:
– Только что в Германию проследовал через Брест московский пассажирский состав. Через оконные занавески видно, как женщины укладывают детей, вагон-ресторан еще работает. Вывод определенный: русские ни о чем не догадываются.
В эту ночь, ночь нападения Германии на нашу страну, из СССР в Германию проследовали 22 громадных эшелона с хлебом и металлом…
В это время Буг переплыл ефрейтор Альфред Лискофф, и, сдавшись нашим пограничникам, он сказал:
– Нет, я не коммунист. Я простой честный немец и уважаю вашу страну. Передайте своему командованию, что в три часа войска вермахта перейдут границу. Запишите мою фамилию правильно и не забудьте поставить цифру 1. Я буду первый военнопленный в этой войне, которая еще не началась…
Возле Одессы сдался пограничникам румынский офицер по фамилии Бадая, который деловито сообщил на допросе:
– Я своим солдатам всегда говорил, что с Гитлером нам лучше не связываться и чтобы все расходились по домам…
22 июня. День «Х+1». Ночное время: 03.15.
Мирная страна вздрогнула от нестерпимой боли.
Начиналась война. Великая. Отечественная!
………………………………………………………………………………………
В ночь перед нападением во дворе германского посольства пылал костер – немцы сжигали секретные документы. За 15 минут до нападения Берлин указал Шуленбургу известить Молотова о начале военных действий, что посол и сделал в шестом часу утра. Начинался воскресный день, москвичи мирно досматривали утренние сны…
– Спят, – сказал Хильгер, – и ничего не изменилось, только у ворот посольства стали шляться милиционеры.
– Включите радио, – указал Шуленбург…
Война уже громыхала по русской земле, уже выли от боли раненые, уже горели дома и деревни, а дикторша московского радиовещания вела урок утренней гимнастики:
– Вдохните глубже… та-а-ак. Теперь поднимем левую ногу. Пятка правой остается на упоре. Опускаем правую руку. Прыжок! Еще прыжок… выше, выше, выше! Дышите глубже.
Рушились бомбы на города, дома, погребая в своих руинах тысячи тысяч, уже раздавался первый бабий вой над «невинно убиенными», а Москва как ни в чем не бывало до полудня транслировала музыку. Шуленбург пребывал в полном отчаянии:
– В чем дело? Неужели скрывают войну от Сталина…
Сталин о начале войны узнал – от Молотова.
– Пограничный инцидент? – не поверил Сталин.
– Нет, война…
Все видели, как от лица отхлынула краска, Сталин кулем опустился на стул. Все молчали, и он молчал. («Гитлер обманул Сталина, а Сталин обманул самого… Сталина!» – именно так было заявлено потом на Нюрнбергском процессе.)