Барабан бьет сбор - стр. 45
Как и деревня, кладбище было старинным и давно расползлось с первоначального маленького участка по здешним холмам, благо почва глинистая и никто не претендовал что-либо сажать. Зимой оно заносилось глубоким снегом, так что обнаружить без точного знания могилу практически невозможно. Да и в другое время не слишком выделялись. Все зарастало травой, чуть ли не в рост человека.
Горные Кланы не считали нужным особо выделять места захоронения и памятники не ставили. Каждый приходя клал камень в кучу у изголовья и всегда заметно кого вспоминают чаще, а к кому не наведываются. Да и не принято без причины захаживать на погост. Все знают: не стоит лишний раз тревожить покой мертвых. Здесь нашло последнее место не одно поколение Геллеров. Со времен восстания Ангуса они здесь хозяйничают и тут ложатся в каменистую землю.
Макс убрал с могилы желтые осеньи листья и принесенный ветром мусор. Встал на колени и долго молился. Услышат его печаль на Небесах или нет, не волновало. Он это делал не по обязанности, а от души. Поднялся и, отряхнув брюки, присел на маленькую скамеечку, с одобрением вспомнив дядьку Либана.
Тяжелый человек. Вечно молчит, смотрит исподлобья и вид угрюмый. Жесткий, упрямый и справедливый, готовый пойти против всех в принципиальном вопросе. Если уж примется веско говорить, не отмахивайся, на пользу. Зря не скажет. Недаром его вся округа уважала и внимательно выслушивала мнение. Уж до работы жадный как никто. Больной в поле выйдет и не остановится, пока необходимее не закончит. И не из скупости или страха перед будущим – не умеет жить по-другому.
Вот и здесь Макс не просил, а сделано все в лучшем виде. И оградку выложил, и каменную плиту под столик для угощения приволок, и место для удобного сиденья приготовил. А деньги – мусор. Не из благодарности за переводы Либан старался.
Тогда Макс долго бродил у дома на морозе не понимая как жить дальше. Единственный близкий человек умер и совсем не старая была мать. Сам не знал, о чем думал и ведь нашел его дядька и привел к себе. Так ничего и не сумел сказать, язык у него будто гвоздем прибит к челюсти, зато действовал. И Макс это запомнил. Как и что произошло два дня спустя.
Он достал из мешка хлеб, кусок сыра и бутылку казенки. Плеснул на могилу ровно половину, положил еду и сказав: «За тебя, мама», глотнул из горлышка, закусив горбушкой. Особо поведать нового ничего не имелось, он и так постоянно мысленно с ней обсуждал свои дела и ни с кем подобными вещами не делился, предпочитая помалкивать. Тревожить лишний раз мертвых заботами не считалось правильным. Ну да плевать ему на общество и его правила.